Андрей Лехельт беззаботно миновал проходную “кукушки”, снизу вверх поприветствовав необычно мрачного, нервно покуривающего прапорщика Рубцова, переодетого в форму частного охранника. Вприпрыжку перебежав узкий заснеженный двор, он с любопытством заглянул в широкие ворота гаража. В полумраке сыпала искрами, вспыхивала северным сиянием сварка: техники варили машину “наружки”, у которой при вчерашней погоне оторвалась передняя подвеска. Ребятам повезло, что вдоль трассы шел заснеженный пологий склон, принявший удар. Вокруг покалеченного авто бродил свирепеющий зам по технической части в сопровождении испуганного начальника гаража, теребящего пачку путевых листов в безнадежных поисках отметок об осмотре машин перед выходом. “Правильно! — подумал Лехельт. — Мы гоняем не хуже, чем ралли! Наши колеса как самолет к вылету готовить надо!”
Он поднялся знакомой скрипучей деревянной лестницей на второй этаж базы, предъявил пропуск. В длинном прямом коридоре с множеством выходящих в него дверей было непривычно пусто. Разведчик Дональд глянул на часы, убедился, что прибыл вовремя, и пошел вразвалочку крашеной “палубой” конспиративной квартиры, заглядывая поочередно в комнату хранения оружия, на склад спецснаряжения, в секретку, в комнату отдыха, в комнату инструктажа... Никого, кроме технического персонала, не было. Лишь в конце коридора, напротив кабинета начальника отдела, в комнате оперативного дежурного гудели возмущенные голоса. Андрей поспешил туда.
Навстречу ему распахнулась дверь, оттуда вышел расстроенный Зимородок. Огорченно махнув рукой, он сказал:
— Учишь вас, учишь — а все без толку!
Лехельт, едва не присев от такого приветствия, развел руками и открыл было рот, но Костя снова поспешно скрылся в комнате, обычно тихой, спокойной, а сейчас до отказа набитой разведчиками. Некоторые были в куртках, некоторые уже сняли верхнюю одежду. Слышались голоса:
— Вот, вот, Алиев идет! Этого не проведешь! Обязательно заметит!
— Спорим, что не заметит!
— Спорим! На пиво! Проиграешь — всей моей группе ставишь пиво!
— А если выиграю — ты моей! А Алиеву — две бутылки!
— Тихо! Костя, разбей!
Спорили старшие оперуполномоченные Моцарт и Сальери, которых в просторечии звали Моц и Салик — для краткости. Заинтригованный Лехельт, привставая на цыпочки, затоптался у согнутых спин, плотно окруживших рабочий стол оперативного.
— Ребята, в чем дело?! Ребята, дайте посмотреть! Ну ничего же не видно!
Все присутствующие уткнулись лицами в монитор внешнего наблюдения, стоявший на столе, и в пылу азарта не обращали внимания на его прыжки и жалобные повизгивания. Опознав на необъятных ягодицах знакомые потертые джинсы Морзика, Лехельт достал из кармана перочинный ножик и, отмерив на лезвии ногтем глубину укола, ткнул им в задницу приятеля. Возмущенный вопль Черемисова слился с раздосадованным стоном Моца:
— Эх, Алиев! Шляпа! Сейчас за пивом его погоню!
— Не сейчас, а после смены! — раздался зычный голос невидимого за толпой начальника отдела Завалишина. — Все это, конечно, интересно, но хватит забавляться! Думайте, что делать! Ситуация не из приятных: мы можем засветить треть оперативного состава!
Предложения сыпались наперебой. Андрей, кое-как вырвавшись из лап разгневанного Морзика, просипел:
— Что происходит?
