— Согласно приметам, — откликнулась Ранегунда, постепенно успокаиваясь и отходя от тяжелого разговора. — Вскоре пойдет первый снег, но не завтра. Через неделю, не раньше.
— Похоже, — сказал Сент-Герман.
— Вижу, вы поправляетесь.
Она помолчала, сверля его взглядом, затем резко отвернулась, натянула на голову капюшон и шагнула под дождь.
Сент-Герман, наблюдая, как она удаляется, ощутил прилив неожиданной горечи. Почему ему взбрело в голову, что глоток ее крови установил между ними какую-то связь? Он поморщился и уже собирался уйти, как вдруг обнаружил, что на него кто-то смотрит. Это была Пентакоста, стоявшая на ступенях над ним и державшая в руке клочок пряжи.
— Иноземец, — сказала красавица с придыханием. — Иноземец, взгляни на меня.
Он промолчал, но слегка передвинулся в тень.
— Она не дает нам узнать друг друга получше. — Пентакоста позволила клочку пряжи выскользнуть из ее пальцев и улыбнулась. — Это можно переменить.
Сент-Герман не сделал попытки поймать золотистый клочок и не промолвил ни слова, но, когда Пентакоста повернулась, чтобы возвратиться в прядильню, чуть наклонился и сузил глаза. Грубую пряжу, лежащую у его ног, сплошь покрывали мелкие узелки, напоминавшие почки на голой весенней ветке. Прутик боярышника, привязанный к ней, был вымазан чем-то желтым. В краю, где любое явление рассматривалось как предзнаменование или примета, это явно должно было что-нибудь означать.
В шестиугольном складском помещении хранились остатки оборудования, последний раз применявшегося при возведении крепости — более полувека назад. Какое-то время тут был арсенал, но потом он перекочевал в бревенчатое строение за кузней, и склад с той поры никого не интересовал. В нем в одну огромную груду были свалены и свитые в бухты канаты, и многопудовые противовесы, и грубой конструкции тали, и длинные, с изношенными полозьями волокуши. В последнее время Сент-Герман частенько наведывался сюда и уже испытывал к этим громоздким вещам нечто вроде приязни. У него были виды на заброшенный склад: он рассчитывал использовать помещение для своих нужд, заручившись согласием Ранегунды. Если та позволит ему здесь обосноваться, жизнь станет достаточно сносной. У него будет хотя бы занятие на те долгие месяцы волокиты, без какой не проходят любые переговоры о выкупе. Конечно, хотелось бы их максимально ускорить. Но как?
«По крайней мере, — сказал он себе, глядя на заплесневелые стены, — у тебя есть земля родины. Пускай изрядно подмокшая, но способная поддержать твои силы с куда большим проком, чем кровь поросят».
К закату охрана нижних этажей башни успела смениться дважды, и Карагерн, последний из караульных, проклинал свою участь. Новый пост, который он должен был занять, сильно ему не нравился, и Сент-Герман даже через толстую дверь слышал его причитания:
— Я не имею ничего против караульной службы, герефа, я просто не хочу там торчать.
— Тебе отдан приказ, — отозвалась Ранегунда голосом, пробудившим в каменных помещениях эхо.
— Прикажи Ульфриду, или Эварту, или кому-то еще, — не сдавался Карагерн. — Им все равно, где находиться, мне — нет. — В голос его вплелись визгливые нотки. — Это вообще не дело — следить за морем, и особенно по ночам. Там подчас происходят вещи, о каких людям лучше не знать.
— Таков мой приказ. Он действителен до середины зимы. Пока не сменится караульное расписание. — Ранегунда была непреклонна. — Если откажешься нести службу, ступай за ворота. К утру ты доберешься до монастыря Святого Креста или — день на третий — до Лаберика.
— Вороний бог! — выбранился Карагерн. — Только подумай, что ты мне предлагаешь! Да меня через десять лье не будет в живых!
— Я всего лишь велю тебе приглядеть за огнем, указывающим путь кораблям, — ответила Ранегунда. — Король желает, чтобы свет на башне не гас. Мы обязаны повиноваться. Ничего не поделаешь, это наш долг.
— Долг? — взвизгнул юноша. — Ты так говоришь, потому что мало что знаешь!
— Ошибаешься, — возразила ему Ранегунда. — Тут нечего знать. Ты и Уолдрих просто боитесь. Боитесь, что этот огонь привлечет к берегу призраков утонувших. Я тоже слышала подобные бредни, но не стану из-за такой ерунды навлекать на нас гнев короля.
