— Там, я помню, немножко попользовался, — сказал безобразный Мондука, — именем Геркулеса! Какое прекрасное вино я нашел в погребе, чудо! Настоящий нектар, достойный стола самого Юпитера. Я даже сделал себе небольшой запас этого вина.
— А что сталось с бедным рабом?
— Он поправился, вступил к нам в отряд, и, когда напали римляне, он первый бросился в бой, перебил множество легионеров, но и сам вскоре был убит.
— Прекрасная смерть!
— Достойная зависти!
— А что сказал император, когда вы ему донесли, что убили всех в усадьбе?
— Он прослезился и сказал, что проклянет свободу, если такими средствами мы будем пытаться ее получить. Добычу, привезенную нами, он велел бросить в огонь. Нас, конечно, не наказал, понимая, что мы были озлоблены до крайней степени.
— Добычу-то не всю бросили в огонь, — заметил Мондука, — я мое вино скрыл в брюхе.
— Значит, император не дозволяет брать никакой добычи?
— Нет.
— Это плохо. Ну, а как же, мстить этим злодеям тоже нельзя?
— Я тебе говорю, он допускает кровопролитие только в сражении.
— Как же это, если мы возьмем Капую, стало быть надо оставаться с пустыми руками? — опять спросил Мондука.
— Молчи, болван!
— Однако, как же это, — отозвался один из гладиаторов, — не можем же мы гладить по головам наших злодеев-мучителей. Как себе хочешь, Публипор, а по моему мнению, Тито Вецио следует объяснить, что не мстить врагам невозможно.
— Что же прикажешь делать, мой друг Галл. Признаюсь, и мне не по нутру такого рода распоряжение. О добыче я ничего не говорю. Мне самому противны эти богатства, Нажитые ценой человеческой крови, мне необходимо удовлетворить чувство злобы и мести, накопившиеся за долгие годы в истерзанном сердце. Пожары этих роскошных палат, выстроенных руками, закованными в цепи, радуют душу. Я люблю Тито Вецио, я благоговею перед ним, но если он будет запрещать мне мстить, я чувствую, что могу ослушаться его приказаний.
— Стой! Кто идет?!
— Вецио и победа.
— Проходи.
— Кто этот человек, закутанный в плащ, так громко объявивший пароль?
— Тише, это легат Луципор, возвратившийся из Капуи, куда он сегодня ночью ходил с трибуном Черзано. Он нам, по всей вероятности, сообщит хорошие вести, и город будет наш.
— Но какая же для нас будет польза, если император не позволит нам ни мстить, ни попользоваться добычей?
— Насчет этого успокойся. Тито Вецио не будет во всех концах города, мы сумеем взять свое. Авось нам боги помогут. Если гладиаторы и бедняки отворят нам ворота, то едва ли они будут следовать системе нашего императора. Убийство тиранов, пожары и разграбление имущества тотчас же начнутся, не взирая на никакие приказания наших начальников. При том же я тебе скажу, этот Луципор, как мне кажется, кипит злобой и по всей вероятности захочет отомстить своему мучителю Лукуллу, ну, а за Луципором и все пойдут, стоит только начать одному.
— Да, о добыче не надо забывать, — снова заметил безобразный раб: что за победа, если нечего взять! Коли свобода, то должна быть во всем…
— Молчи, дурак, тебе уже сказано, не смей говорить о том, чего не понимаешь!
— Чего молчать? Я говорю правду и у меня должны быть рабы и красавицы невольницы, и кровати, и пуховики, и подушки!
Все воины расхохотались этому странному желанию дурака.
— Ну как же с тобой говорить, когда ты такую чушь несешь? Мы желаем уничтожить рабство, а ты хочешь его вводить!
— Однако, — заметил один из гладиаторов, — было бы в самом деле смешно, если бы мы наших прежних господ заставили себе служить. Вот бы была потеха!
— Мондука, — вскричал другой раб, — ты в самом деле не так глуп, как кажется. Сам того не думая, попал в цель. Право, было бы совсем недурно заставить работать и прислуживать нам всех этих надменных патрициев, у ног которых мы так долго пресмыкались, потому что сила была тогда на их стороне. Ну, а теперь, когда наша возьмет верх, они станут рабами. Посмотрим, как они оросят своим потом наши поля, а жены их… Эти бессердечные гордячки, заставляющие бить и тиранить нас за всякий маленький проступок, и на них надо надеть наши цепи и ошейники, пусть попробуют, насколько это сладко! Уверяю вас, они им будут очень к лицу. Вы увидите, с какой грацией римские матроны станут носить ошейники и цепи. Мы же создадим большую, могущественную республику, такую же, какая теперь существует в Риме. Займем великолепные палаты, будем нежиться на кроватях под тирийским пурпуром, среди цветов, музыки, в обществе красавиц. А Тито Вецио будет нашим царем.
