В радиорубке сидел радист Джон Филипс и его помощник Гарольд Брайд — этих двух меланхоличных на вид молодых людей окружала некая аура беспроволочной магии; они в последний раз проверили свои приборы, сменили одну катушку, но вообще все было в порядке.
В судовом ресторане a la carte метрдотелем был поражавший своей элегантностью синьор Луиджи Гатга, которого вместе с шеф-поваром, поварами, официантами и управляющим винным погребом пригласили сюда из знаменитых семейных ресторанов «Гатгас Адельфи» и «Гатгас Стрэнд».
Он окинул взглядом свои владения, подвинул косо лежащий нож и салфетку, почти с эротическим наслаждением искушенного знатока скользнул рукой по бутылке с вином, проверяя ее температуру, попробовал один трюфель и поправил галстук-бабочку — синьор Гатти нервничал, как все большие художники.
А на мостике в черной форме с золотыми галунами возле одного из трех сверкающих медью машинных телеграфов стоял Эдвард Джон Смит, капитан этого судна, и принимал доклад старшего помощника Генри Уайльда о том, что экипаж RMS «Титаник» полностью укомплектован, судно готово к отплытию и королевский почтовый флаг уже поднят. Второй помощник Лайтоллер провел последний осмотр находящегося на судне груза и доложил, что он надежно закреплен в трюмах. В глубоких темных трюмах «Титаника» уже находилось груза более чем на восемьдесят тысяч фунтов стерлингов, весь груз был тщательнейшим образом зарегистрирован. Братьям Лустиг в Нью-Йорке отправлялось четыре ящика соломенных шляп, а господа Райт и Грэм в Бостоне должны были получить четыреста тридцать семь ящиков чая. «Ф. Б. Вандегрифт и К°» собирались поднять дух американской молодежи шестьюдесятью тремя ящиками лучшего французского шампанского. Дж. У. Шелдон посылал набор хирургических инструментов и коробку мячей для гольфа (то и другое предназначалось для хирургического общества), а компании «Америкен экспресс», кроме еще нескольких ящиков соломенных шляп и сотни других отправлений, посылались также две бочки ртути и, непонятно зачем, бочка земли. Первому Национальному Банку Чикаго по необъяснимым причинам было отправлено триста коробок чищеных грецких орехов, а У. Э. Картеру — целый автомобиль, частично разобранный и надежно упакованный. Было тут также одиннадцать холодильников, изготовленных компанией Андерсона, мешки каперсов, связки сушеной рыбы, вересковые курительные трубки, гусиная печенка, анчоусы, страусовые перья, кроличий пух, гуттаперча и «Рубайат» Омара Хайяма в роскошном издании. Чего только не значилось в списке второго помощника Лайтоллера, и все это имело на судне свое определенное место. Капитан Смит с удовлетворением выслушал доклады своих старших офицеров, медленно прошелся по паркету красного дерева и подошел к окну. Там он остановился.
Капитан Смит был статный, широкоплечий человек, лет шестидесяти, седовласый и седобородый, с глубоко посаженными голубыми глазами. Он выглядел величественно и даже внушал страх, но был всегда сдержан, спокоен и редко повышал голос.
Капитан смотрел вдаль. Он уже давно плавал в Северной Атлантике, был самым старым и опытным капитаном компании и имел за плечами много благополучных и безупречных рейсов через океан. Он понимал, так сказать, и морскую, и социальную роль капитана. И находил, что функции капитана сильно изменились. Теперь больше, чем прежде, требовалось быть Капитаном с большой буквы, и для пассажиров, и для команды; он, первый офицер, должен быть монархом на своем судне, конституционным монархом с ограниченными функциями, правом вето и определенными светскими обязанностями. Должен быть символом высшей власти. Имея в своем распоряжении много опытных офицеров и надежное судно, капитан относительно легко справлялся с этой задачей; он целиком и полностью полагался на своих подчиненных, ему никогда не приходилось повышать голос, и он почти забыл, как это делается. Однако капитан серьезно относился к своим обязанностям и потому не сразу одобрил доклады, которые ему только что сделали его помощники. Он смотрел вдаль.
Это был его последний рейс, он уже собирался пополнить собой ряды ушедших на покой капитанов, когда директор Исмей решил оказать ему честь, доверив вести флагманский корабль своей компании в первое плавание — в знак признания его заслуг, как сказал директор Исмей капитану Смиту.
