Уже смеркалось, когда мы зашли во двор двухэтажного дома, заселенного, повидимому, рабочими. Грязный двор был весь в выбоинах и ямах. Кислый запах прелой капусты ударил нам в нос. Пойтек, став посреди двора, принялся выкрикивать изо всех сил:
— Рабочие! Женщины! Товарищи!
В первом этаже открылись два окна. И во втором этаже стало заметно некоторое движение. Пойтек извлек из кармана маленький колокольчик и стал звонить, время от времени выкрикивая:
— Товарищи!.. Товарищи!..
— Это еще что такое?
Откуда-то вынырнула дородная женщина.
— Торговать по дворам запрещено, — пискнула она тоненьким голоском.
— Я — уполномоченный Национального совета, а мой товарищ — член Совета солдатских депутатов, — заявил Пойтек, указывая на меня.
— А что вам здесь надо? В этом доме живут одни лишь порядочные люди, поняли? Только исправные плательщики, других я здесь не терплю…
— Тем лучше. Ну-ка, поближе сюда, товарищи! Социал-демократическая партия приветствует вас…
— Вы бы лучше… — начала было женщина, но тут со всех сторон на нее посыпались крики: ее, видимо, недолюбливали.
— Чего дворничиха суется?
— Заткните ей глотку!
— Эй, мадам Тимар, проваливайте-ка отсюда подобру-поздорову!..
— Ну, понятно, полицию бы она сразу пустила…
Толстая женщина скрылась так же внезапно, как и появилась.
Пойтек принялся усердно расхваливать действия народного правительства.
Несколько минут все слушали молча, а затем посыпались реплики:
— А что нам дала ваша революция?
— Хуже и дороже стало, чем во время войны!
— Теперь только богатеи и живут, а бедные люди хуже собак прозябают…
— Ну, ладно, если это так, то как же это изменить? Дело ведь за рабочими. Русская революция показала нам, как надо действовать. Почему бы и нам не последовать примеру русских рабочих?.. Верно? А что нам мешает, кроме собственной трусости? Да, пожалуй, еще и незнание? Ведь большая часть рабочих и по сей день не знает, что происходит в России. Да и мы бы, быть может, не знали, если бы не вернулись из русского плена. Рассказать вам, как там обстоит дело? Так вот…
Пойтек добрых полчаса рассказывал про Советскую Россию. Вокруг нас на темном дворе столпилось человек тридцать. Слушали и из окон.
Когда Пойтек кончил, все стали аплодировать… Но как он этого ни добивался, никто не задал ему ни одного вопроса и никто не вступил с ним в спор.
Затем мы обошли еще два дома. Всюду повторялась та же картина. Нигде не удавалось собрать большего числа слушателей. Когда же мы добрались до четвертого дома, пошел снег вперемежку с дождем.
— Пойдем-ка к Лукачу, главному уполномоченному нашего завода, — сказал Пойтек. — Быть может, он для тебя что-нибудь устроит.
Лукача дома не оказалось. Мы порешили, что завтра встретимся с ним на заводе и там потолкуем.
Ночь я провел у Пойтека. Его жена постелила мне на кухне.
По совету Пойтека, я поутру отправился на завод.
Заводские ворота были заперты, и проникнуть во двор можно было лишь через узенькую калитку. Я заглянул в сторожку — там никого не было. Я пошел наугад. На заднем дворе происходило нечто вроде митинга. С балкона первого этажа говорил оратор, толстый смуглый человек, беспрестанно, словно мельница, размахивавший руками.
— …Профсовет… Среди вас, полагаю я, не найдется ни одного, кто хотя бы на секунду усомнился в том, что профсовет будет отстаивать ваши права и добиваться удовлетворения ваших законных требований. Поэтому, товарищи, в ваших же собственных интересах профсовет не станет поддерживать каких- либо необдуманных требований…
Оглушительный рев прервал его речь.
Смуглый человек принялся еще пуще жестикулировать и колотить кулаками по перилам балкона. Только несколько минут спустя удалось ему снова заговорить.
— Товарищи! Необходимы спокойствие и умеренность! Если же мы грубой силой будем вынуждать предпринимателей приносить такие жертвы, которые лишат их интереса к дальнейшей работе, то в ответ на нашу забастовку они еще, чего доброго, закроют заводы…
В воздухе замелькали кулаки. Крики и угрозы слились в один оглушительный вой, в котором потонули слова оратора. Тщетно размахивал он руками — ему не давали говорить.
