— Что с тобой, Ковач? Не знаю я, что ли, о чем можно говорить, о чем нельзя. О том, что мы выбросили из революционного движения Бела Куна, — об этом говорить можно совершенно открыто. Мы, венгерские коммунисты, сейчас вторично играем роль мирового исторического значения. Первый раз — случай с нашей диктатурой. Тогда мы показали, как не должны поступать коммунисты. Теперь мы даем пример, как должно чистить партию. Впредь в партии будут господствовать разум и мораль! — с пафосом закончил Гомоннай свою тираду.
— Тише, вы! Чуть поднос из рук не выбили, — призвала его к порядку кельнерша.
Вокруг тесно расставленных столиков все места заняты. В эти вечерние часы обедающие здесь люди не священнодействуют, вкушая пищу. Почти с бешенством проглатывают они обед, не забывая, несмотря на торопливость, о крошках хлеба, которые заботливо сметают в ладонь и осторожно подносят ко рту. Скорей! Скорей! Скорей. Пока один сидит, другой уже стоит у него за спиной, ожидая своей очереди. Петра и его товарищей тоже торопят. Но безуспешно: кельнерша, обслуживающая столик, куда-то пропала.
— Разум и мораль! — вдохновенно восклицает Гомоннай.
— Короче говоря, «Пролетарий», партиздательство, партийный аппарат — все это в руках узкого круга близких тебе товарищей?
— Партийный аппарат, пресса — лишь внешние атрибуты, дорогой Ковач. У нас в руках самая сущность — идеологическая тотальность и моральная чистота партии.
— Ты шутишь?
— И не думаю.
— Тогда ты мелешь вздор!
— Да неужели ты, Ковач, не можешь подняться на ту моральную высоту…
На этот раз Гомоннаю на самом деле удалось выбить поднос из рук кельнерши. Суп из восьми тарелок угодил на сидевших за соседним столиком.
— К чортовой матери!
— Мое единственное платье…
— Чтоб его…
— Еще счастье, что суп пролит на товарищей, — невозмутимо утешал Гомоннай.
Но товарищам подобное «счастье» не улыбалось. И не догадайся Гомоннай вовремя напомнить, что устраивать публичные скандалы коммунистам не полагается, — не избежать бы ему увесистых пощечин.
Пострадавших удалось кое-как успокоить. А когда Петр оплатил причиненные убытки, можно было даже беспрепятственно выбраться отсюда.
Разогнав туман, ветер испытывал свою силу на прохожих. Мокрый, как после дождя, блеск тротуаров хранил последние следы тумана.
— У тебя найдется?.. — спросил Петра Гомоннай.
— Найдется.
— Тогда пойдем в «Глухую».
— Пойдем.
Через несколько минут все четверо сидели в кафе «Бетховен».
Петр не раз и прежде бывал в этом кафе, но сейчас все здесь показалось ему чуждым. «Бетховену», очевидно, повезло. Раньше здесь пробавлялись бутербродами, пили чай, кофе. Сейчас — фазаны, икра, токайское, шампанское… А публика! Вечерние туалеты, спортивные костюмы — все блистало роскошью. И, несмотря на то, что обстановка ничем не напоминала канцелярию советника уйпештской полиции, оглядевшись, Петр пережил вновь совершенно то же ощущение. Он не отметил ни одной индивидуальной физиономии. На лицах, фигурах, в шуме кафе — на всем лежала одна и та же ненавистная печать — печать классового врага.
— На кой чорт мы сюда пришли?
— Место омерзительное, — согласился Гомоннай. — Но раз мы сюда уже попали, выпьем, что ли, по чашке кофе. А чтобы не зря деньги тратить, давай потолкуем спокойненько. Тебе наша информация будет полезна. Вот и оправдаем время, проведенное здесь. В конце концов должны же мы знать классового врага. Оглянись-ка! Кругом спекулянты-валютчики. Утром покупают, вечером продают. Весь их «гешефт» — обычно это два разговора по телефону. Вот, казалось бы, и все… А погляди-ка, как они живут! От жира бесятся. А послушал бы ты их разговоры! Миллионеры, нажившиеся на войне, представляли отвратительное явление. Но эти — еще хуже. Старые богачи все же, по-своему, были носителями известной культуры…
— Ах, оставим эту «культуру»! — перебил его Шимон. — Оставим!
— Почему оставим? Что правда, то правда. Нельзя же закрывать глаза! Да, да, старая буржуазия имела и имеет свою культуру. Не осознав этого, мы никогда не придем к тотальности.
— К чему? — переспросил Петр, нервы которого были так взбудоражены этой враждебной ему обстановкой, что он не мог сосредоточиться на разговоре.
