Но сегодня, написав слова: «Здравствуй, дорогой папочка!!», Женька вдруг почувствовал, что после всего, что случилось там, в Антарктиде, он должен, он обязан ответить совсем по-другому.
Отложив ручку, он заглянул в мамину комнату. В комнате было тихо. Мама уже сидела за столом и писала. Тогда Женька прошёл на кухню, облокотился на подоконник и задумался. Было слышно, как рядом в ванной комнате из крана падает вода. Удивительней всего, что вода падала не просто так, а по самой настоящей азбуке Морзе: то быстро-быстро — точками, то помедленней — знаком тире.
Тире-тире-точка… тире-тире-точка…
Под стук капельной радиограммы Женька стал разглядывать двор, на котором шла та самая жизнь, что ещё вчера почему-то казалась Женьке потрясающе интересной. Тяжело вздохнув, он вернулся в свою комнату, выходящую окнами на улицу Горького.
На перекрёстке возле светофора стояла жёлто-красная машина с надписью «Техпомощь». Сидя в металлическом гнезде, трое рабочих натягивали провод, оборванный троллейбусом.
Женька уже повернулся, чтобы отойти от окна, как вдруг увидел что-то такое, от чего Женькины голубые глаза стали сразу почти что чёрными. Вообще-то ничего особенного не произошло. Просто из-за угла на улицу Горького выехала машина, гружённая льдом. И никто, вероятно, кроме Женьки, не обратил на это внимания. Потому что грузовик вёз лёд. Самый обыкновенный лёд в магазины или в ларьки с мороженым. Но для Женьки Ерохина грузовик вёз в своём кузове не просто лёд. Он вёз в своём кузове Антарктиду! Папину Антарктиду! Её было совсем немало, этой гружённой в машину Антарктиды, может быть, три, а может, даже и целых четыре тонны.
Машина приближалась к дому. Лёд таял под горячим московским солнцем.
Он летел на асфальт мокрыми, быстро высыхающими тире-тире-точками, словно посылая Женьке радиограмму, может быть, от ледника Шеклтона или Эймери, а скорее всего от ледника Денмана, где Женькин папа разыскал заблудившихся зимовщиков.
— Перехожу на приём! — прошептал Женька, хватая карандаш и торопливо записывая прямо на подоконнике трассирующие тире-точечные знаки.
Он записывал до тех пор, пока грузовик со льдом неожиданно не свернул в переулок. Прикусив нижнюю губу, Женька быстро расшифровал радиограмму, подумал о чём-то, принял какое-то решение. Затем, приписав ниже по той же азбуке Морзе: «Мама! Я скоро вернусь!» и цифру «73!», он побежал к шкафу.
Открыв створку, он достал с полки компас и надел его на руку, на плечо повесил набитый чем-то тяжёлым рюкзак, затем надвинул на беленькую чёлку синий берет, прищурил глаза и тихо, так тихо, чтобы не отрывать маму от письма, вышел на лестничную площадку.
Сбежав торопливо по лестнице, он миновал двор, вышел на улицу и, смешавшись с московскими пешеходами, бесстрашно зашагал навстречу ответу на папино письмо.
ЧТО ТАКОЕ РАЙОН АНТАРКТИДЫ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ МАЙОРА МИЛИЦИИ
Женькино исчезновение мама заметила не сразу. Заглянув в его комнату, она увидела на столе, за которым он обычно готовил уроки, лист бумаги со словами: «Здравствуй, дорогой папочка!!»
Ещё ни разу не уходил Женька из-за стола, не дописав ответ на папину радиограмму, поэтому в первые секунды Валентина Николаевна больше удивилась, чем встревожилась. Она знала, каким важным для Женьки был этот ответ на папино письмо после такого долгого молчания. Тем более, что завтра с Шереметьевского аэродрома улетали в Антарктиду знакомые лётчики. А Женька с мамой давно уже заготовили для папы большую посылку. Оставалось только вложить в неё ответы на последнюю радиограмму, и вдруг Женька исчез, не сказав ни слова.
Может быть, его вызвал кто-нибудь из приятелей во двор по срочным мальчишеским делам? Эта мысль немного успокоила её, но прошёл час, затем другой и третий, а Женька всё не появлялся, и взволнованная Валентина Николаевна выбежала во двор.
Лифтёрша, к которой она обратилась с расспросами, не только не успокоила её, но встревожила ещё больше. По словам лифтёрши, Женька с рюкзаком за спиной часа уже три как прошмыгнул на улицу.
— Как — с рюкзаком? Почему с рюкзаком? Не может быть! — возразила Валентина Николаевна, на что лифтёрша только пожала плечами.
