Когда она затрепетала на самой вершине, он проскользнул в ее девственную плеву.
Она дернулась и закричала в ответ на это вторжение и тут же почувствовала себя наполненной до самых краев, наполненной и переполненной, и — пролилась.
Он оторвался от нее, произнес заклинание и снова накрыл ее рот своими губами.
Поднялась четвертая раковина и словно вернула ей тот миг как отражение, сделав его более интенсивным, а потом так же отразила следующий, еще более высокий. Тинкер едва заметила боль, пронзившую ее тело, когда он прорвался в нее и слился с ней в полном единстве. Она не осознавала ничего, кроме золотого потока наслаждения. Он кончил и сам, оторвался от нее и повернул ее в своих объятиях. Осторожно высвободил ее, коснувшись пальцем губ в знак молчания. Она зажала рот ладошкой, потому что молчать не было сил.
А наслаждение продолжалось, накатывая, как прилив, снова и снова, и каждая следующая волна была сильнее предыдущей. Ее кожа светилась, а сама она плыла по воздуху, поддерживаемая магией.
Он обмакнул в нее пальцы и начертал на ее коже символы, роняя слова власти, как камни.
Нэсфа. Семя. Нота. Кровь. Кира. Зерцало. Кират. Отражение. Дасхават. Изменись.
Он отступил от нее, скользнул вперед и вбок и выскочил из раковины. Повернув голову, она увидела, что он приземлился у самой шторы. Он посмотрел ей в глаза, поднял руку и произнес последнее слово.
И ее вселенная превратилась в сверкающее, блаженное забытье.
Потолок был совершенно удивительным. Поднимающийся аркой высоко над головой, он долгое время оставался темным, а потом — она только проснулась — начал бледно розоветь, подобно утреннему небу в тот час, когда солнце только-только подползает к горизонту. Потом он медленно приобрел белесый оттенок, постепенно становящийся более глубоким — нежно-голубым.
Тинкер чувствовала себя опустошенной и слабой, как разбитая, выеденная яичная скорлупа. Ее жизнь вырвалась на свободу и улетела прочь. Сознание возвращалось так же постепенно, как потолок приобретал голубой цвет. Спокойно, отрешенно она заключила, что потолок выглядит странно, потому что он чужой, незнакомый, эльфийский. Потом догадалась, что это потолок ветроволковского «охотничьего домика». А потом только задумалась, что же она, собственно, делает под этим потолком. «О да, мы занимались любовью. Так это и есть секс? О, ху-чи мама! Я то-о-о-чно хочу это повторить».
Ветроволк сказал, что это случится еще много раз. От этой мысли Тинкер даже потянулась в постели, предвкушая наслаждение. Она нежилась в гнезде мягких белых простыней, вызывая в памяти ощущение Ветроволка — его мощных мышц, сильных рук, теплого рта. Она старалась не думать о том, как разъярится Натан, узнав, что она сделала, и не могла отогнать неприятные мысли. Она заманила его на свидание, бросила на глазах у всех и отправилась заниматься любовью с другим самцом. А что самое ужасное — ожидать подобной выходки можно было от кого угодно, но только не от нее. Теперь она со смирением готовилась услышать разнообразные причитания по поводу ее молодости и неопытности.
Пошарив вокруг, она нашла подушку и закричала в нее. О, зачем Натан вел себя, как ревнивый идиот? Если бы он не начал говорить о женитьбе и детях, она не пошла бы с Ветроволком… Или пошла бы? Ведь Ветроволк — и никто другой — являлся к ней в последнее время в немыслимых снах, и это из-за него колотилось ее глупое сердце.
Но Натан, именно Натан будет ждать ее, когда она вернется на свою свалку. Она застонала и заставила себя сесть. Конечно, какое-то время дело может вести Масленка, да еще и Рики теперь помогает, но ей-то просто необходимо немедленно вернуться к работе. Спасение Ветроволка, пребывание в хосписе, ее похищение сотрудниками НСБ, приготовления к неудавшемуся свиданию с Натаном — все эти важные события поглотили без остатка целых четыре дня!
Тинкер выползла из постели. Ее одежда, вычищенная и выглаженная, лежала стопкой у подножия кровати. Что-то странное происходило с ее телом, но она не понимала, что именно. Все выглядело как обычно. Белье, по крайней мере, сидело удобно. Но платье почему-то показалось жестким и неприятным на ощупь. Неважно. Ведь ей все равно придется переодеться, прежде чем заявиться на свалку. У двери стояли ее туфли на высоких каблуках… И ключ висел на спинке кровати, на шелковом шнурке. Тинкер надела его на шею, и он маленькой льдинкой кольнул ее грудь.
