— Ты поднимаешь тяжести? — прошептала она, когда он, откинувшись к спинке сиденья, легко развернул ее и потянул на себя. Одним грациозным движением она оказалась верхом на его коленях.
— Фехтование на мечах — это тяжелая работа.
Продолжая исследование, Тинкер сдвинула его рубашку назад, обнажив торс. Спустившись со спины, ткань задержалась на локтях. Соски его казались темными монетами, а живот — рядом четко обозначенных мышц. Концы рубашки были заправлены в брюки: белый струящийся шелк, уходящий под черную замшу. Когда она садилась на Ветроволка, подол ее юбки задрался, и теперь они прижимались друг к другу в точном анатомическом соответствии, и разделяли их лишь замша и шелк.
Что она делает? Полчаса как сбежала от Натана, испугавшись неконтролируемо быстрого развития событий, и вот уже сидит и раздевает Ветроволка.
Но когда она была с Натаном, ей казалось, что она мчится, теряя управление, на огромном грузовике с отказавшими тормозами. Он напугал ее. Схватил и ошеломил силой. И с Натаном ее не ждало ничего похожего на это нежное исследование. Натан зациклился на ее интимных зонах, и совсем не обращал внимания на те крошечные «горячие» точки, которые Ветроволк разрабатывал, словно драгоценные копи. Ему еще только предстояло коснуться чего-то, кроме ее рук и спины.
Если бы она поехала домой с Натаном, они бы поимели секс.
То, чем она занималась с Ветроволком, было любовью. Положа руку на его грудь, она чувствовала биение его сердца. Она доверяла ему. Наклонившись вперед, попробовала поцеловать его. Его губы открылись ей навстречу. От него пахло сливами.
— Шофер может нас увидеть? — прошептала она, удивляясь собственной храбрости. Сердце колотилось в ее груди.
— Нет. И услышать не может. Мы здесь одни. Мы у себя.
— Тогда займись со мной любовью. Я хочу, чтобы ты был моим первым.
— С радостью. — Он коснулся ее щеки. — Но не здесь. Мы уже почти доехали до охотничьего домика.
До охотничьего домика? За окном было темно, и она вдруг поняла, что они едут вовсе не по центру города и отнюдь не в направлении ее чердака. Питтсбург остался далеко позади; они мчались среди первобытных лесов Эльфдома.
— Куда мы едем?
— Я живу в этом охотничьем домике, когда приезжаю в Питтсбург, — Ветроволк кивнул на проносящуюся мимо темноту. — До появления Питтсбурга это было единственное строение в Западных Землях. Я сделал его побольше, но удобств там все равно маловато. Мы подъезжаем.
Ей показалось, что лес слегка поредел, и мгновением позже «роллс-ройс» остановился. На миг у нее шевельнулось раздражение оттого, что они поехали не к ней, но потом она вспомнила о раковине, заваленной грязной посудой, и о грязной одежде, разбросанной на полу в спальне. Да, наверняка дома у Ветроволка более классно, чем у нее.
— Пойдем, — Ветроволк выскользнул из-под нее, — у нас мало времени. Надо поторопиться.
Водитель открыл дверь. Ветроволк вышел наружу, не удосужившись застегнуть рубашку.
Она выбралась следом, озадаченная и немного разочарованная. Она-то надеялась, что они будут заниматься любовью…
— Почему мы спешим?
— Любое волшебство требует наиболее благоприятного времени.
Ветроволк взял ее за руку и повел сквозь ряд высоких, переплетающихся ветвями деревьев. Их бледная кора поблескивала при свете свечи. Покрытые мхом валуны таились в тени деревьев, словно спящие великаны.
— Каждое волшебство должно учитывать положение звезд и планет, Солнца и Луны, саму природу магии. Благословение следует производить в полдень, при полной луне, видимой на дневном небе. А проклятие нужно насылать ночью, в новолуние, когда ни одной планеты не видно на горизонте.
Ветроволк провел ее по тропинке, резко спускавшейся вниз, в лощину. Потом они перешли через ручей по деревянному мостику с аркой. Дальше нужно было подняться по вырубленным в скале ступеням.
— Иногда случаются отклонения. Оптимальный эффект достигается только тогда, когда выполнены все условия. Конечно, можно наложить заклятие и в неправильное время, например благословение — ночью. Но оно будет не таким сильным.
— Может, это зависит от силы тяжести?
