Шутник Вилли, мой приятель,
Бабке в чай подсыпал радий.
Дедка счастлив, хоть кричи:
Бабка светится в ночи.
— Дома! — воскликнула тут Лимонное Семечко, старшая кухарка.
Тинкер подняла голову и увидела, что Ветроволк стоит у дверного косяка и улыбается.
— Похоже, у нас какая-то радость?
— Королева говорит, что завтра утром мы можем ехать в Питтсбург.
Тинкер завизжала от радости и бросилась к Ветроволку. Он подхватил ее на руки, и она стала целовать его, не сразу сообразив, что испачкала его мукой, а по ее лицу текут слезы.
— О боги, я, кажется, закричала, да? Ох, как это глупо. Я ведь не из тех, кто визжит.
— Нет, — согласился Ветроволк, и они соприкоснулись лбами. — Ты не из тех, кто визжит.
— Она и в самом деле отпускает меня домой? — По его глазам она поняла, что ее слова причинили ему боль, и поправилась: — Я имею в виду, в Питтсбург?
— Да. С некоторыми условиями.
— С условиями? — Звучит неприятно. — Ну-ка, опусти меня, я помою руки.
— Королева обеспокоена. — Ветроволк замолк, явно выискивая максимально деликатный способ изложения. — Она считает тебя ребенком, а твое восприятие вселенной — детским. — Тинкер шумно фыркнула. — Нет, она не говорит, что ты незрелая, — поспешно добавил он. — Просто к тому времени, как эльф достигает совершеннолетия, он уже сотню лет погружен в нашу культуру, что не всегда однозначно хорошо, но зато учит его, как жить долгие тысячелетия. Ты едва-едва говоришь на высоком языке и вряд ли сможешь выучить его или овладеть другими необходимыми тебе навыками, если будешь постоянно жить среди людей.
Она застыла, опустив руки в воду.
— Что? Что это значит? Я не могу поехать домой? Но ты только что сказал… Так я остаюсь в Питтсбурге или… Или это просто визит?
— Это не визит, но в твоем образе жизни должны будут произойти некоторые изменения.
— Что это значит, черт побери?
— Мы закрыли наши коридоры в стране, которая была столь же пасторальной, как наша. Голландия была тогда сверхдержавой, латынь — языком ученых, а стиральный агрегат, который ты называешь «доисторическим», показался бы чудом передовой технологии. — Ветроволк вынул ее руки из воды и досуха вытер их полотенцем. — Большинство эльфов здесь, в Аум Ренау, здравствовали во времена вашего Средневековья. Многие видели падение Рима. Есть даже те, кто застал расцвет египтян.
Она вскрикнула, потому что ее словно придавило тяжестью стольких веков.
— Правда?
— Лимонному Семечку более девяти тысяч лет.
Тинкер оглянулась на добродушную сефада, которая на вид казалась не старше Лейн.
— Девять тысяч?
— Пойми, согласно природе людей и эльфов, ворота закроются, пока ты жива, — сказал Ветроволк. — Сейчас ты находишься под протекцией королевы. Никто не смеет оскорбить тебя или вызвать на дуэль. Но такое положение не может длиться бесконечно. То, что прощается ребенку, не прощается взрослому. Тебе надо научиться жить с нами — твоим народом.
Тут до нее дошло, что все присутствующие в кухне с трудом притворяются, что не прислушиваются к их разговору. На каком языке они говорили? Она поморщилась, осознав, что все это время они свободно переходили с английского на эльфийский и обратно, иногда даже посредине предложения. Ворча, она развязала огромный фартук, кинула его в корзину для грязного белья и вышла из кухни.
Ветроволк последовал за ней, а в нескольких шагах позади него двинулись Пони и Яростная Песня. Тинкер направилась к личным покоям — там они могли поговорить, не опасаясь, что телохранители их услышат.
— Так каковы же условия? — спросила Тинкер, едва между ними и секаша закрылась дверь.
— Я должен сам поселиться в Питтсбурге и перевезти туда всех домашних.
— Перевезти? Надолго?
Он прищелкнул языком, как бы пожимая плечами.
— На пару десятилетий. Может, на целый век.
Тинкер нахмурилась, подумав о той сплоченной компании, которая обитала во дворце.
— А сколько эльфов из живущих во дворце членов клана Ветра — твои «домашние»?
Вопрос слегка смутил его.
— Они все.
— Все! — Надежда обратилась в пепел. Неужели всем обитателям дворца придется переезжать только потому, что она заскучала по дому. — Но их здесь около шестидесяти!
