— И даже, если скажете, он не поверит. Вас опровергну я и мои четырнадцать свидетелей.
— Но вы вышли из дома, — настаивала она, — и лгать можете Бреверу, но не мне, потому что я вас видела. А Бреверу моих показаний будет достаточно, чтобы поднять на ноги всю комиссию по расследованию убийств и выяснить, куда вы так спешили. Была ли у вас с кем-то назначена встреча и вы искали его, или хотели что-то купить — а поздно ночью ведь мало где открыто. — Она просто смеялась ему в лицо. — Ну что, вам дурно? Что-то вы побледнели. С таким лицом только играть паяца.
Гарвик вскочил, словно стальным обручем стиснув её запястье.
— Чего вы хотите?
Пытаясь высвободить руки, она хрипло крикнула:
— Пустите меня! — Потерла запястье. — Теперь до вас дошло? Или ещё нет?
Тихо, сквозь стиснутые зубы он повторил:
— Чего вы хотите?
Она не смутилась!
— Деньги! Много денег! Мое молчание вам дорого обойдется! Если я заговорю, вас возьмут в оборот третьей степени, вам часами будут светить в глаза тысячеваттные лампы, пока не потемнеет в глазах — и пока вы не сознаетесь, — голос её вдруг дрогнул, — пока не сознаетесь в убийстве!
Все тем же голосом Гарвик произнес:
— Вы знаете не хуже меня, что никого я не убил. Но я стараюсь избегать всех неприятностей, насколько возможно. Я хочу покоя. Вы хотите денег. Ладно. Что вы можете предложить мне за мои деньги?
Она начала расхаживать по гостиной.
— Я буду молчать — честное слово! — заверила она вполне серьезно и даже с некоторой гордостью. — Буду молчать как могила. Никто не узнает, что в критический момент вы выходили из дома.
— Сколько? — прервал он.
Этого вопроса она ждала. Но теперь, услышав его, просто не знала сколько потребовать. Вначале думала о десяти тысячах долларов. Потом о пятнадцати. Теперь, когда Гарвик признал свое поражение, сказала решительно:
— Пятьдесят тысяч долларов!
Он повторил, словно не веря своим ушам:
— Пятьдесят тысяч!
— Да. Наличными. В мелких неновых купюрах.
— Все сразу?
— Молчание — не холодильник, в рассрочку не продается.
— А если я дам вам деньги, а вы пойдете к Бреверу и заложите меня?
— Даю вам честное слово! Клянусь!
— Пять тысяч наличными — а остальное по три тысячи в месяц. Так я буду уверен в вашем молчании. Иначе вы станете соучастником, за сокрытие доказательств положена тюрьма.
— Вот потому я и хочу все сразу. Иначе вы сунете мне пять тысяч и посмеетесь, когда истечет срок, в который я могла бы безнаказанно вас выдать.
Гарвик в нерешительности заходил по комнате. Знал, что ставка — его жизнь. Эвелин рассуждала логично. Ее рассказа хватило бы Бреверу, чтобы привести в действие гигантскую машину полицейского сыска. Потом бы заговорил один, потом другой, третий, — чтобы спасти свою шкуру. А Бревер свое дело знал.
Остановился перед ней.
— Двадцать пять тысяч! Больше нет, Эвелин!
— Заплатите двадцать пять тысяч наличными и двадцать пять тысяч «коксом», я уж сама обращу его в деньги. — Она поперхнулась от возбуждения, от того, что выиграла эту партию. Огляделась.
— Нет ли у вас чего-нибудь выпить? В горле пересохло…
— Он указал на маленький бар у стены. Эвелин нервно хихикнула.
— Выпьем за перемирие… — открыв стеклянные дверцы, оглядела бутылки.
— Двадцать пять тысяч, — повторил он, — больше мне не набрать…
Остановился за её спиной.
Эвелин взяла бутылку «Наполеона» и медленно повернула позолоченную пробку.
— Пятьдесят тысяч! Можете выбирать между этой суммой и электрическим стулом! — Упрямо и громко выкрикнула она.
— Это ваше последнее слово? — терпеливо переспросил Гарвик.
Эвелин достала два бокала под коньяк.
— Да.
Так оно и случилось.
Во вторник в девять утра Бревер вошел в кабинет. В то же самое время Бесси Адамсон, двадцати девяти лет, второй год служившая горничной у Эвелины Паркер, поднялась служебным лифтом на восьмой этаж «Саванны».
Всех детективов Бревер вызвал к себе в кабинет. Те доложили, что телефон в «Саванне» не подавал признаков жизни.
Бесси Адамсон вошла в спальню мисс Паркер, чтобы её разбудить, как делала она это каждый день. Раздвинув тяжелые бархатные шторы, затенявшие комнату, подошла к постели и похлопала по плечу мисс Паркер, лежавшую на животе. Когда Эвелин не отреагировала, девушку охватило неприятное предчувствие. Овладев собой, она осторожно перевернула Эвелин, и тут же испуганно отскочила, тихо вскрикнув.
