— А дурачков любишь? — возвращается Иринка к людям.
— Вот дураков я не люблю.
— А это самая большая, нация на земле, — бурчу я у своего стола понепонятнее, ибо Лида против внушения негативных мыслей.
Под давлением общественности — главным образом, зубоскальных насмешек в райотделе — инспектор Леденцов расстался с изумрудным костюмом и теперь был в лазурном. Но зелёный с тёмными бородавками галстук остался и походил на крокодильчика, подвешенного за хвост к шее инспектора.
— Молодец, — похвалил Петельников.
— Это вы за пять корпусов?
— Нет, за идеальную маскировку.
— То есть, товарищ капитан?
— Никто не узнает, что ты работаешь в уголовном розыске.
— То есть, товарищ капитан? — переспросил Леденцов.
— Думают, что в цирке клоуном.
Леденцов помолчал, поспевая за крупными ботинками старшего инспектора.
— Товарищ капитан, рыжая шевелюра требует своего колера.
— Перекрась её для пользы службы.
Они шли к пяти корпусам шестнадцатого дома. Ребята из уголовного розыска за день изучили все квартиры, расспросили всех старушек, просмотрели домовые книги, опросили дворников — просеяли шестнадцатый дом сквозь крупное сито. В его ячейки всё уплыло, кроме шести фамилий, шести девушек от двадцати до тридцати лет, беленьких, в джинсовых брючных костюмах. Эти фамилии уместились на крохотной, как шпаргалка, бумажке. Проверить их Петельников намеревался лично.
У магазина «Духи» они остановились.
— Подожди-ка, — велел Петельников и шагнул внутрь.
Его обдал жаркий воздух и аромат всех цветов мира, которых вроде бы доставили сюда возом и свалили где-то в душной кладовой. Инспектор взглядом поискал знакомое светлое лицо, оттенённое синью век и кармином губ. Оно белело на своём месте, на фоне подсвеченного неоном стекла. Петельников кивнул. Продавщица сразу оставила своих покупателей и оказалась за свободным краем прилавка, у инспектора.
— Как жизнь, Поленька?
— Спасибо, «душим» клиента.
— А у меня к вам дело.
— Уголовное?
— Нет, личное.
— Если нужны духи, то ни в коем случае не берите «Юбилейные». Ими нельзя пользоваться не только женщине, но и мужчине после бритья.
— А есть духи «Не вертите»?
Она изумлённо обдала его темнотой глаз, хлопнула синью век и рассмеялась:
— Шутите?
— Ну, скажем, для детей. Мол, ребята, «Не вертитесь»…
— Название духов должно сочетать товарные качества с поэтическим вымыслом.
— Ну, а нет ли чего близкого по созвучию?
Полина задумалась. Её безукоризненно белая кожа походила на мелованную бумагу. Уж не вымачивает ли она лицо в каких-нибудь французских «шанелях»?
— Не вертите… Господи, да это «Нефертити».
— О! Поля, у вас голова такая же светлая, как и ваша кожа. Кстати, чем эти «Нефертити» отдают?
— Букет комбинированный, пряный, слегка корой, слегка старинной мебелью…
— Поленька, я ваш должник. Как там жених?
— Сделал предложение, — и она порозовела, словно впитанная «Шанель» вся испарилась.
— Если обманет, то скажите мне — я посажу его на пятнадцать суток.
— Ну а «Нефертити» возьмёте?
— Неужели я похож на человека, который орошает себя духами?
— Для жены.
— Неужели я похож на женатого?
— Есть хороший мужской одеколон «Фаворит».
— Поленька, от мужчины должно пахнуть табаком, коньяком и чесноком…
Леденцов ждал у витрины, рассеянно оглядывая девушек, — они улыбались, полагая, что из этой витрины он и вышел.
— Итак, духи зовутся «Нефертити», а пахнут мумией, — сообщил Петельников.
— Тогда мы её найдём, товарищ капитан.
Инспекторам других районов города работать с Петельниковым было непривычно. Мешала не его бессонная работоспособность, не странная сила тёмных глаз к цепкого голоса, не подкупающая уверенность, — мешал юмор. Им был заражён весь их отдел, и, может быть, благодаря вечным шуткам коллектив инспекторов работал весело и неутомимо.
Пять корпусов шестнадцатого дома стояли к улице торцами, как громадные силикатные кирпичи. Петельников заглянул в свою бумажку: в первом корпусе жили две искомые девушки, а в остальных по одной. Первый корпус был перед ними. Инспекторы пошли в парадную и поднялись на третий этаж. Леденцов осторожно надавил звонок, одновременно глянув на Петельникова, — в квартире шумела музыка.
