Зелёный силуэт остановился у газетного стенда.
Леденцов зыркнул глазами, выискивая собеседника. К газону жалась старушка с будто свалянной из чёрной шерсти собакой.
— Ух какой симпатичный интерьер… Как величать?
— Рэдик.
— Небось жрёт много?
— Не больше вашего, — отрезала старушка, всегда готовая к атакам несобачников.
— Сравнили. Я-то хожу на двух ногах.
— Ну и что?
— А он на четырёх. Попробуй-ка, бабушка, побегай день по улице на четвереньках, так аппетит прорежется солдатский.
Старушка изумлённо глянула на серенького паренька и натянула поводок, увлекая пса в зелень сквера. Пошла от сквера и зелёная фигура.
— Пока, Эдик, — попрощался с собакой Леденцов.
Чёрный терьер клыкасто осклабился.
Катунцев шёл по проспекту как-то необязательно, вроде бы никуда не хотел и никуда не спешил. Что он не спешил, инспектор уже не сомневался. Но цель у этой вялой ходьбы была, и Леденцову хотелось поскорей уловить её дальний намёк.
Он поднял голову и увидел помертвелое небо. Кажется, теперь дождь пойдёт уже оттуда, из этих туч, чёрных, как тот кудлатый пёс. Леденцов вздёрнул воротник пиджачишки и глянул на тёплую вывеску — «Кафетерий». Зря не надел свитер или спортивную куртку…
На перекрёстке Катунцев задумчиво прирос к асфальту, словно никак не мог рассмотреть цвета светофора. И стоял, пропуская текущие толпы.
Леденцов помялся у фонарного столба. Пожилой мужчина с туго набитой апельсинами сеткой чуть замешкался рядом.
— Скажите, как пройти на Садовую? — спросил Леденцов.
— Молодой человек, вы на ней стоите.
— То есть, я хотел сказать — на Кленовую.
— Молодой человек, я знаю все улицы города… Кленовых у нас нет.
— Неужели всё? — удивился Леденцов, не отпуская краем глаза зелёную фигуру на перекрёстке.
— Всё, — гордо подтвердил мужчина и качнул сеткой, будто на радостях надумал угостить инспектора апельсинами.
— Скажите, а есть улица имени инспектора Леденцова?
— Нет.
— Папаша, обязательно будет, — заверил Леденцов и пошёл вроде бы неспешным, но быстро его уносящим шагом.
Два квартала шли они ровно — ровной скоростью на равном друг от друга расстоянии. Дождь, которого боялся инспектор, медлил — видимо, хлынет ливнем, чтобы проучить всех бесплащных, беззонтичных и бескурточных. У Катунцева-то плащ. Впрочем, у него и своя машина, которой за все эти четыре хождения он ни разу не воспользовался. Почему же? Машина бежала бы скоро, а ему надо медленно. И ему надо обязательно пешком — он ни разу не сел в транспорт.
Когда Леденцов поравнялся с баней, Катунцев вдруг присел на случайную скамейку. Инспектор скорым взглядом поискал угол, столб, куст или, в конце концов, яму, но спрятаться было негде. Оставалась баня, откуда Катунцева не увидишь. Леденцов повернулся к нему спиной и стал изучать распаренных людей, выходящих из бани, — допустим, он ханыга, жаждущий кружки пива.
Девушки даже после бани оставались симпатичными. У одной, в платочке, похожей на только что сваренную свёколку, он любезно спросил:
— Как помылись?
Она щёлкнула зонтиком — оказывается, уже закрапало — и удивлённо повела ненакрашенной бровкой:
— Знакомитесь у бани?
— Мне хочется увидеть девушку натуральную, ненакрашенную.
— Мы с вами похожи. Только я хожу в Академию наук, мне хочется увидеть непьющего и неглупого.
Леденцов скосил взгляд за плечо — зелёная спина удалялась.
— Спасибо за внимание и с лёгким паром, — попрощался он уже на ходу.
Дальнейший путь Катунцева инспектор знал. Теперь тот будет забирать вправо и вправо, пока не придёт туда, куда уже приходил трижды, — теперь недалеко. Но дождик частым и белёсым туманом застелил даль улицы и неближние дома; дождик уже ощутимой водой окропил лицо и увлажнил костюм, который и в мокром состоянии не потерял своего цвета давно не метённого асфальта. Леденцов убыстрил шаг, чтобы согреться. Теперь недалеко — лишь бы не останавливался.
У стадиона Катунцев подошёл к табачному ларьку, шаря в кармане. Инспектор проворно вжался в группу спортсменов.
— Товарищ, вы тоже лучник? — сурово вопросил двухметровый парень.
— Что вы, ребята, я люблю чеснок.
Леденцов уже шёл за уходящей зелёной фигурой, которая медленно темнела от воды; шёл за этим — или вместе с этим — тонкоструйным дождём, пузырившим вчерашние лужи.
