Звук повторился. Словно кто-то стучал в дверь.
– Заходите! – крикнул я.
Никто не зашел. Стук повторился. Я встал и открыл дверь. Было пусто. Входная дверь была закрыта, а коридор терялся в темноте, растворяясь там во враждебной, как мне показалось, атмосфере. Это оттуда прилетели разбудившие меня звуки.
– Носит тут всяких! – пробормотал я, лишь бы пробормотать что-то. Начинается история про Хому Брута. Может, ночь уже, и таксидермист вообще забыл обо мне? Поехал со своей базы прямо домой?
И только я закрыл дверь и стал прибирать со стола, вновь раздался стук. Я замер. Стучали не в дверь, а в конце коридора. Может, там тоже дверь. Поколебавшись с минуту, я вышел из комнаты. В полумраке стал приглядываться к стенам, но выключателя не нашел, электрического шкафа или отдельного рубильника тоже не было. Чего же Вова не показал, где тут включается свет? Я направился вглубь коридора на стук. Пол был земляной, неровный, захламленный всем, что я должен был рассортировать и разложить вдоль стен. Теперь я отчетливо услышал, что стук идет из темноты, повторяясь со строгим интервалом. Скорее всего, это работает какой-нибудь механизм, вентсистема или бойлер, подумал я, передвигаясь в темноте на ощупь. Коридор сделал поворот и закончился тупиком с металлической (судя по звуку) дверью. Дверь была заперта.
– Извините, – сказал я двери и поворотил вспять.
Тут дверь открылась, и мне в спину ударил свет.
– Принимаете гостей? – раздался властный голос.
Я обернулся. На пороге стоял человек высокого роста. Лица его и одежды было не разглядеть.
– Милости просим, – сказал я и пошел к себе.
В комнате я разглядел незнакомца. Он оказался не таким властным, как его голос. Он был несколько полным, а полнота предполагает радушие. Гость не спешил сгладить впечатление от своего неожиданного появления в моем мире.
– Это вы стучали? – спросил я.
– На кого? Позволите? – Он опустился на диван.
– Чай? – на правах хозяина предложил я.
Незнакомец посмотрел на чайник.
– Электрический? Я больше люблю чай на костре. С дымом и комарами.
– На костре? Пожарные нагрянут. Вон датчиков сколько.
– Это я так, фигурально.
Я ополоснул бокалы и стал нарезать остатки хлеба, колбасы. Несколько минут мы оба молчали. Незнакомец приглядывался, не беря газету в руки, к подвалу последней полосы.
– Чем богаты, тем и рады. – Я широким жестом пригласил незнакомца к столу.
Тот оценил взглядом стол и сказал:
– Не буду петь осанну сей трапезе, но она заслуживает того. Любительская? Премного благодарен вам. Позвольте представиться: Верлибр Павел Петрович, директор этого федерального заведения. Сюда вас Вова Сергеич определил? Или Салтыков?
– Вова Сергеич.
– Я так и думал. Он хоть и живодер, но искренне жалеет тех, кого убивает. Натура такая… Без палача история – богадельня. История начинается с палача и заканчивается палачом. Лучше: завершается. Да… Это я обдумываю тезисы своего выступления на комитете в понедельник…
– На комитете палачей? – спросил я.
Верлибр хохотнул и зябко поежился.
– Приказ на вас я только что подписал. Люблю крепкий! – Верлибр высыпал остатки заварки в стакан и залил ее крутым кипятком. – В Москве на чайных церемониях пьют зеленый китайский чай, не помню названия. «Улюлюм» какой-то, по восемьсот баксов за такую вот пачечку. Представляете?
Я попробовал представить это, но не смог. Поэтому вместо ответа промычал. Поскольку заварки не осталось, я запивал бутерброд сладким кипятком.
Поговорим, таким образом, ни о чем и об истории, мы попили чайку, съели весь хлеб с колбасой и сидели, глядя друг на друга.
– Приятно общаться с умным человеком, – наконец произнес Павел Петрович. – Ну, не прощаюсь. Не провожайте. Перед выходными я обхожу все помещения музея. Как Александр посты.
Интересно, какого Александра он имел в виду?
– Не подскажете, который час?
Директор пожал плечами:
– Мне не нужны часы. – И покинул меня.
В дверях он обернулся, взглянул на рысь и поежился.
– Какой взгляд у нее!
Через минуту я выскочил, чтобы уточнить у него, который все-таки час, но Верлибра уже и след простыл. Я крикнул:
– Павел Петрович!
