Тогда он произнес в свой микрофон:
— Вы — мираж, профессор Успанный!
Тот улыбнулся.
— Дотроньтесь до меня. Я настоящий.
Дюрелл так и сделал. Под серебристым скафандром прощупывалась плоть.
— Зачем вы со мной это проделываете?
— Чтобы кое-что вам доказать, — ответил Успанный.
— Насчет Тани?
— Естественно.
— Послушайте, но где же космодром? Я помню, мы были в пустыне…
— Это было на прошлой неделе.
— На прошлой неделе?
— Не надо волноваться. Мы благополучно вернемся на Землю. А иначе… Профессор кисло улыбнулся сквозь пластиковое окошко гермошлема. — А иначе я вряд ли согласился бы на такое путешествие, верно?
— Но согласно космической программе все должно происходить совсем не так…
— Вам ещё многое нужно узнать о советской космической науке.
— Вы сопровождали Таню в полете? Она говорила, что вы были с ней.
— Я был рядом с ней, как с вами сейчас. И я должен попросить вас некоторое время не вмешиваться в мою работу. Мне многое предстоит сделать.
Дюрелл занялся подсчетом заклепок на обшивке отсека. Затем пересчитал приборы и прочел на них надписи на русском языке. Он уделил внимание пакетикам с едой в специальных прорезях, емкостям с кислородом, очистителю воздуха, утилизатору отходов. Успанный продолжал невнятно бормотать в микрофон свои отчеты и выслушивать сухие, лишенные всяких эмоций данные, передаваемые с Земли. Дюрелл вдруг стал отстегивать ремни, которые удерживали его на сидении.
— Что вы делаете? — спросил Успанный.
— Ухожу отсюда.
— Вы сошли с ума? Мы в невесомости…
— Это иллюзия, — возразил Дюрелл.
— Невесомость! — крикнул Успанный. — Осторожно!..
Дюрелл слетел со своего мягкого кресла, сильно ударился о панель приборов, отскочил, перевернувшись вверх тормашками, снова попал в кресло и постарался вернуть ноги в прежнее положение. Он был ошеломлен и потрясен до глубины души.
— Вот, примите одну, — предложил Успанный.
— Что это?
— Таблетка, разве не видите? Она поможет.
Дюрелл проглотил таблетку, ему удалось пристегнуть себя к сидению. Затем он долго с тревогой наблюдал за медленно меняющимися показаниями приборов и за уплывающим земным шаром. Нет, он не мог усомниться в истинности своих ощущений.
Он заснул, проснулся, съел жидкую пищу, выдавливая её в рот, будто беспомощный ребенок. Успанный на малопонятном техническом жаргоне объяснил их обязанности. Русский профессор, похоже, знал, что делает. Дюрелл начал потеть. Сильно билось сердце. Было неуютно от длинных и непонятных технических терминов, несущихся по космическому радио. Хорошо, подумал Дюрелл, впадая в дрему, — вот это прогресс. Можно вылететь в космос, за пределы атмосферы, быстрее, чем проехать на такси через Манхэттен. Прогресс дарит автомобили, которые отравляют воздух, давку в переполненных автобусах, горы туалетного мыла и оскорбительную рекламу, разрывающий нервы грохот и аэропорт, куда вы не успеваете на свой реактивный самолет, поскольку в полумиле оттуда попали в пробку и наслаждались отравленным воздухом. Может, здесь наверху все-таки лучше? Размышляя об этом, он опять погрузился в сон.
Трущобы, канализация, смог, супермаркеты, сверхзвуковые скорости; расползающиеся во все стороны унылые, безликие пригороды; компьютеры, бетон и общественное мнение; моральное старение и бурный рост; консервы, народонаселение, демографический взрыв и ЛСД.
"Янки, убирайся домой!" Как бы ему этого хотелось!
Во сне он увидел себя в маленьком герметичном пластиковом куполе, окруженного жужжащими, стрекочущими, гудящими и мигающими механизмами. Успанный манипулировал ручками и пристально глядел на шкалы приборов. Дюрелл сел и выглянул наружу. Там расстилался лунный ландшафт.
Он увидел длинную унылую вереницу уродливых скал и горных гряд, которая тянулась к зубчатому горизонту. Небо было чернее черного, а звезды светили как фары и были величиной с кулак Дюрелла. Проплывавший над горизонтом огромный расплывчатый сине-зеленый земной шар, нежный и лучезарный, окаймленный золотом, представлял собой самое прекрасное зрелище.
— Как я сюда попал? — шепотом спросил он.
— Мне пришлось погрузить вас в медитацию. Состояние ваших умственных способностей внушало опасения.
