Он наполнил мою кружку, и я попытался собраться с мыслями. Но бесполезно. Мой мозг отказывался работать, и я просто закрыл глаза и вдруг вспомнил свой сон.
Я стоял в молочно-белой комнате, и со мной была Мышка.
— Знаешь, когда мы были маленькими и, держась за руки, пели сиротские песни, я уже тогда знала, что ты полюбишь Цветок Лотоса, — тихо сказала она. — А теперь, Лу Юй, ты должен доверять своему сердцу. Ты вырос и стал большим и сильным. Теперь тебе придется собрать все свои силы, чтобы найти Королеву раньше, чем счет достигнет сорока девяти. Пятьдесят означает «уже никогда»… Разве не достаточно тысячи лет?.. Птицы должны прилететь… прилететь… прилететь…
Образ исчез, и я вспомнил, почему мир вокруг меня был таким белым. Я находился в огромной жемчужине, и внезапно я все понял.
Я открыл глаза. Ли Као внимательно смотрел на меня.
— Десятый Бык, скоро наступит полночь и седьмой день седьмой луны подойдет к концу. В тысячный раз Звездный Пастух посмотрит вниз на Землю и в тысячный раз заплачет горькими слезами. И так будет длиться вечно, потому что, по словам Нефритового Императора, шанс вернуться на Небо после ослушания выпадает лишь раз в миллион лет. Конечно, если сейчас не наступил этот день.
Ли Као протянул мне корону. Слезы навернулись мне на глаза, а Цветок Лотоса в страхе отпрянула.
— Нет, я не согласна, — прошептала она, — я люблю тебя, а ты любишь меня, и мы можем найти какой-нибудь необитаемый остров и жить там вечно.
— В том-то и дело, что не можем. Ты можешь, я нет.
— Мне страшно, Пупсик, я не хочу меняться.
— Хочешь, любимая, еще как. Вспомни, как я подарил тебе корзинку с серебром и ты отдала ее первой же служанке. Ты не любила ни изумруды, ни серебро, тебе были не нужны ни золото, ни алмазы. У тебя никогда не было приличного платья, ты не нуждалась ни в деньгах, ни в славе. Но стоило мне принести тебе жемчуг и нефрит!.. Твои глаза округлялись, ты вытягивала руки и, не замечая ничего, бежала навстречу жемчугу и нефриту, навстречу себе. Моя Царица Птиц, моя Нефритовая Жемчужинка.
Я смахнул слезы и надел ей на голову маленькую золотую корону.
Думаю, нечасто простому смертному удается спасти богиню, но если моим уважаемым читателям когда-нибудь выпадет такой шанс, не упустите его. Это великое благословение.
Как только корона коснулась головы моей любимой, невиданной силы свет заполнил комнату, и, ослепленный, я упал на колени. Прищурившись, я видел, как Цветок Лотоса вышла в сад, и яркий нимб над ее головой освещал все вокруг. Это был самый яркий свет, который я когда-либо видел.
— Сейчас ей надо о многом подумать. — Ли Као похлопал меня по плечу. — Выпей со мной.
Цветок Лотоса подняла голову к Небу и издала странный звук, одновременно похожий и на крик, и на птичий зов, и когда эхо многократно повторило ее призыв и угасло вдалеке, упала на колени и сложила на груди руки. Она смотрела на Великий Корень Силы и беззвучно разговаривала с ним. А потом…
Девушка направила корень в сторону замка-лабиринта, и мастер Ли поспешно схватил очередной кувшин.
— Дай мне свою кружку, Десятый Бык, нас ждет захватывающее зрелище! — сказал он и пододвинулся поближе к открытому окну.
— Мастер Ли, я не могу больше пить.
— Ерунда! Скажи: «сорок четыре мертвых каменных льва»* [28].
— Сорок четыре мертвых каменных льва.
— Вот видишь! Ты трезв, как Конфуций. С ним было трудно спорить.
Сейчас мы были не единственные, кто смотрел на замок-лабиринт. Громадина зашевелилась и затряслась, люди на улицах упали на колени и стали молить Небо о пощаде. Куртизанки и игроки, пьяницы и воры плакали и клялись навсегда оставить свой тернистый безнравственный путь.
А замок таял на глазах. Некогда неприступные стены оплывали как свечи, массивные каменные плиты осыпались вниз словно карточный дом, а стальные двери разлетались как обрывки хрупкой бумаги. Перекидные мосты обрушились в ров, и высоченный столб воды поднялся над замком и с грохотом обрушился в море. Тигр в лабиринте рычал в последний раз.
Огромное облако пыли поднялось в небо и градом низверглось на город. Осколки застучали по крышам, и через несколько минут от неприступной крепости смерти остались лишь жалкие руины.
