Боги, куда нас занесло?!
— Как врач, хочу отметить, что на протяжении нескольких последних лет не раз уже замечал за вами подобные нервические…
Ханжин не слушал. Задрав непокрытую голову к небу, он смотрел сквозь темные очки на низкие тучи. Хмуро жует сигариллу.
Экспресс завершил миссию на станции, выплюнув нас на платформу. Его зеленая гусеница, шипя от презрения, сдвинулась с места.
Я решил расставить точки:
— Потеряли шляпу, эка важность. Ну, унесло ветром в разбитое окно… Зачем же так себя растревоживать?
Я пригладил затянутыми в перчаточную кожу пальцами короткие усы, скрывая тем самым улыбку. В самом деле, подумаешь!
— Я переживаю не из-за шляпы, — скривился Ханжин. — Вы только поглядите…
Он показал мне разорванный по шву рукав пальто.
В ответ я хотел было развести руками, но в левой у меня неизменный спутник — потертый докторский саквояж из кожи «кэттл», подарок Дого Мбуа-И'Боте, лидера племен матабеле, память о лихих днях в намибийском вельде. Поэтому я лишь неопределенно повертел в воздухе пальцами правой. Вот поэтому, хотелось сказать мне, борцы Кушти никогда дерутся в пальто.
Собственно, они их и не носят.
— Послушайте, Брянцев, вы верите в мойр?
Улыбка отклеилась от моих губ. Нет сомнений, мне не дано — никогда — в полной мере понять и оценить невероятный мыслительный механизм Ханжина. Умение его перескакивать с темы на тему, балансируя, как канатоходец, на тончайших ассоциативных ниточках, неизменно поражает меня. Поражает или раздражает — с этим я не определился до конца. Но факт в том, что из всех людей, с кем в той или иной мере контактировал Ханжин, лишь я оказался в состоянии регулярно мириться с безумной скачкой его логики.
Похоже, его раздражение от неудачно проведенного приема «бандеш» растворилось. «Бандеш» и стал результатом порванного рукава. Мы тренировали прием неоднократно, на густом персидском ковре возле камина, у нас на Пекарской. Ханжин, необычайно способный к единоборствам, добился выдающихся успехов. Но «бандеш» ему упорно не давался.
Потеря шляпы к рукопашной не имела отношения — ее унесло ветром, однако Ханжин по детской своей вредности был готов списать все огрехи мира на неудачно проведенный захват.
Он терпеливо смотрел на меня, ожидая ответа. Ах да, мойры:
— Вы же знаете, Ханжин, как и большинство людей моей профессии, я — отпетый материалист. К чему, собственно, вы спросили?
Он медлил с ответом, разглядывая чернильные лужи платформы.
— Если мельница в самом деле такая старая, я бьюсь об заклад, что слухи об этих дрянях в ее озере — не преувеличение. А еще сейчас подумалось, нет ли в этом некоей издевки судьбы? Оказаться за тридевять земель от нашей уютной квартиры на Пекарской, посреди каких-то древлянских пустошей и волколачьих лесов. Царство комаров и тумана. И эта безобразная драчка с фальшивым мичманом… Но шляпа — это уже слишком! Черт, как же она мне нравилась! Без нее я чувствую себя так, как если бы, не надев защитных перчаток, проводил эксперимент с царской водкой и липовым золотом… Понимаете, что я имею в виду? Впрочем, не обращайте внимания. Все это оттого, что вы отобрали ампулы, которые я получил от Байльштайна прошлым летом. Надеюсь, не станете отрицать, что если бы не содержимое тех славных ампул, я не смог бы вычислить и задержать Мясника-Бармашова!
— Ханжин, ведь мы уже не раз… — я надеялся, что нам больше не придется возвращаться к тому трудному, но необходимому разговору. Приятель Ханжина, баварский пивовар и по совместительству доморощенный химик, повадился снабжать моего друга вариацией героина, которая превращала его в монстра сыска. «Монстр» в этом определении отнюдь не относится к положительному качеству.
Он прерывал меня движением ладони:
— Нас встречают.
Моя правая рука скользнула в карман пальто. После стычки с тремя налетчиками в экспрессе я готов к любым неожиданностям.
Похоже, я напрягался зря. Паренек, одетый шоффэром, шел по платформе. Выняв руку из кармана, я щепотью поднес ее к шляпе в приветственном жесте.
Ханжин приветливо помахал шоффэру, с легкостью переходя на сленг механистов-«клепальщиков»:
