— Эй, девочка, — обратился Фокс к Магги, — вот тебе пенни — подержи лошадку, чтобы не вертелась.
Он поспешил в дом через калитку, мисс Пелхам — следом за ним со своими бесконечными претензиями.
Магги охотно подошла и взяла поводья, довольная, что ей заплатят за возможность стоять на самом удобном для наблюдения месте. Она погладила лошадиные ноздри.
— Ну-ну, лошадка, хорошая лошадка, — пробормотала она. — Ты откуда? Из Йоркшира? Линкольншира?
Она назвала два английских графства, о которых ей было хоть что-то известно, правда, очень немного — только то, что ее родители родом оттуда, хотя вот уже двадцать лет живут в Лондоне. Магги никогда не выезжала из Лондона. Да она даже через реку в центр города редко переходила и ни одной ночи не провела вне дома.
— Из Дорсетшира, — раздался голос.
Магги повернулась, улыбаясь при звуках этих напевных, скрипучих гласных из уст девушки, которая вышла и остановилась рядом с телегой. Она была миленькая, с румяным личиком и большими голубыми глазами, хотя на голове и красовался несуразный суконный чепец с рюшиком — видимо, девочка решила, что такой головной убор лучше всего подходит для города. Магги ухмыльнулась. Ей достаточно было взглянуть один раз, чтобы узнать историю этой семьи: сельские жители, приехавшие в город, как приезжали все они, чтобы жить здесь лучше, чем там, у себя дома. Некоторым это и в самом деле удавалось. Но другим…
— А дом-то у вас где? — спросила она.
— В Пидлтрентхайде, — ответила девочка, растягивая последний слог.
— Господи помилуй — как ты сказала?
— В Пидлтрентхайде.
Магги хмыкнула.
— Пидл-бидл-шмидл — ну и названьице! Никогда такого не слышала.
— Это означает тридцать домов на реке Пидл, что в Пидл-Вэлли рядом с Дорчестером. Красивое местечко.
Девочка улыбнулась, увидев что-то по другую сторону дороги, словно там был ее Дорсетшир.
— И как тебя зовут, мисс Пидл?
— Мейси. Мейси Келлавей.
Дверь в дом открылась, и оттуда появилась мать Мейси. Анна Келлавей была высокой и угловатой, ее жидкие каштановые волосы были стянуты сзади в пучок, свисавший на высокую шею. Она окинула Магги подозрительным взглядом — так смотрит лавочник на мелкого воришку. Магги прекрасно знала подобные взгляды.
— Не разговаривай с незнакомыми, Мейси, — брюзгливым голосом сказала мать. — Я разве тебя не предупреждала насчет Лондона?
Магги потрясла поводьями.
— Можете не сомневаться, мадам, Мейси со мной в полной безопасности. Безопаснее, чем с некоторыми.
Анна Келлавей вперилась взглядом в Магги и кивнула.
— Ну, Мейси, ты видишь — даже местные говорят, что тут полно всяких-яких.
— Вот уж точно: Лондон — дурное место, можете не сомневаться.
Магги не сумела воспротивиться желанию сказать эти слова.
— Что? В каком смысле дурное? — напряглась Анна.
Магги этот вопрос застал врасплох, и она только пожала плечами. Конечно, она могла бы сообщить кое-что сногсшибательное, но уж точно не миссис Келлавей.
— Вы знаете тропинку, которая проходит через Ламбет-грин — она идет от реки по полям до самого Ройял-роу?
Мейси и Анна смотрели на нее непонимающим взглядом.
— Это тут недалеко, — продолжала Магги. — Вон там.
Она показала куда-то через дорогу, где почти ровные поля простирались до самой реки. Вдалеке виднелся красный кирпич башен Ламбетского дворца.
— Мы только-только приехали, — сказала Анна. — Еще ничего и не видели.
Магги вздохнула — вся изюминка ее истории пропадала.
— Это маленькая дорожка, очень удобная, чтобы срезать угол. Ее еще какое-то время называли тропинкой Влюбленных, потому как…
Она замолчала, потому что хозяйка семейства яростно тряхнула головой, метнув взгляд на Мейси.
— Ну так вот, так ее прежде называли, — продолжала Магги. — А знаете, как ее теперь зовут?
Она помолчала немного.
— Тропа Головореза.
Мать и дочь вздрогнули, и Магги, видя это, мрачно ухмыльнулась.
— Ну, это еще что, — раздался звонкий голос. — У нас в Пидл-Вэлли есть дорожка Дохлой кошки.
Парнишка, который недавно заносил стул в дом, теперь стоял в дверях.
Магги закатила глаза.
— Дохлой кошки? Наверно, ты ее и нашел, а?
Он кивнул.
— А я нашла мертвеца! — торжественно провозгласила Магги, но, говоря это, она почувствовала, как в животе все засвербило и сжалось.
