– А ну, ломайте! Ломай, я сказал! Достаньте его, или я кишки вам выпущу! Вперед!
Послышался грохот, оглушительный даже в такой огромной зале. Наконец, звук разбитого стекла.
– Готово! – проревел генерал. – С дороги, падаль! – Послышался глухой звук удара, затем стон.
– Ангельский меч, тоже мне! – насмешливо проревел генерал. – Старые басни. Но клинок хорош. А это еще что?
Лидана застыла. Наверняка он заметил наруч. А вдруг вспомнит, что его тут раньше не было?
Но Катхал расхохотался глубоким грудным смехом.
– Капитанский наруч! Нет, даже, похоже, более высокого ранга, ясно как день. Говорили, что тот ангел, мол, был простым работником. Да нет, он познатнее был! И если Гидеон считал эту штуку драгоценной, то и для имперского генерала она подойдет. – Послышалось клацанье металла о металл – генерал надевал наруч на свое запястье, – Ну, что там?
Кто-то быстро вошел.
– Стало быть, он здесь? – ответил генерал на чье-то донесение. – Ладно. Я получил то сокровище, которое искал в Мерине, пусть теперь он играет в свои игрушки. Я не прорва ненасытная вроде Адельфуса.
Снова топот тяжелых солдатских сапог по некогда полированному полу. Все ушли. Скита рискнула выглянуть из-под кушетки.
– Ушли.
Светильники все еще горели, но, когда Лидана выбралась из своего укрытия и внимательно посмотрела на кресла, в которых прежде сидели часовые, они были пусты, а на полу перед ними валялись осколки стекла.
– Идем же! – потянула ее Скита.
Дверь осталась открытой, но свечи на лестничной площадке уже не было, и она услышала, как где-то в отдалении хлопнула другая дверь.
Она хорошо помнила весь их план. Дортмун со своими речными бандитами освободит Саксона, пока она будет устраивать сюрприз генералу. Она свое дело сделала, причем успешно. Теперь им нужно вернуться на чердак. Но как остальные сумеют ускользнуть от генерала с его спутниками, когда, как она думала, они идут прямо к Саксону? Не попадут ли лучшие люди Джонаса между молотом и наковальней? Хотя помочь она им ничем не могла, не имея понятия о том, куда ей идти и где они сейчас.
После света чердак казался вдвойне темным – одинокая свеча не могла разогнать мрак. Они устроились за баррикадой из ларей и корзин и стали ждать. Наверху по-прежнему еще слышался рев ветра, буря и не собиралась утихомириваться. С десяток лет назад тоже как-то раз была такая буря. Тогда ветер нагнал воду в каналы, и она перехлестнула через берега, затопила улицы. Лидана не настолько хорошо была знакома с морем, чтобы помнить время прилива, но тем не менее была уверена, что, если бы они еще раз осмелились пуститься в путь во время прилива, их невзирая на все старания понесло бы во внутренний город, прочь от их ненадежного убежища в стенах таверны Джонаса.
Незадолго до заката Леопольд вместе с пажом, оруженосцем и тремя нагруженными его вещами лошадьми перебрался по мосту в Летний дворец. Канцлер весьма любезно проводил его, даже послал людей за его пожитками, что оставались в Большом дворце, так что у принца не было даже причины вернуться туда еще раз. Возможно, он боялся, что войска принца могут возмутиться, даже поднять мятеж. Но ему следовало бы знать: Леопольд учил людей служить империи, а не ему лично.
Оруженосец и паж сразу поняли, что Леопольд попал в опалу, но оба оказались верны ему и, улучив время, твердо заверили в том, что не оставят его ни за что, кто бы ни предлагал им более выгодную должность. Он не знал, чем заслужил такую преданность, но, когда младший из мальчишек сказал это, принц чуть не расплакался.
Что еще он мог сделать, кроме как взять их с собой в ссылку?
Когда они выезжали, он подумал, что небо того гляди разразится грозой. Но такой бури он не ожидал.
Они приехали в совершенно пустое здание. Император даже не разместил здесь гарнизона, поскольку местность за рекой, где стоял Летний дворец, была по преимуществу занята крестьянскими фермами. Бальтазар никогда не уделял особого внимания крестьянам, поскольку считал, что им все равно, кто ими правит, а денег и добра с них немного возьмешь. Там стояло еще несколько летних домов, охотничьих домиков и всякого такого прочего, но владельцы были за рекой, и пересекать реку им было запрещено, чтобы они не сбежали прежде, чем из них вытрясут все до последней монеты.
