Сергей Валерьевич давит в себе смех. Лицо его заметно краснеет.
– Извини… Меня что-то на смех пробирает в последнее время, тем более как рожу нашего по производству вспомню… когда он здесь у меня перед монитором сидел…
– Да знаю я про это повышение – по долгу службы мне положено… Первый, между прочим, узнал… Ты мне заведешь пленку или нет?
– Смотри… Это с прошлой недели…
На экране видно, как молодой энергичный человек в дорогом темном костюме с чашкой в руке движется по виадуку навстречу камере. Неуловимым движением он достает из чашки заварочный пакетик и резко и сильно пускает его в сторону перил.
– Видел, как бросил, нет? Он тогда еще походя бросал. В первый же день, кстати, угодил наладчице Праведник в голову.
– А сейчас как бросает?
– После того как мы кулер с водой в его крыло перенесли, стал выходить на балкон уже специально. Вниз смотрит, целится… Щас промотаю пленку…
На пленке видно, как тот же человек с чашкой в руке, перегнувшись через перила, смотрит вниз и затем старательно метает чайный пакетик.
– Вот видишь – акцентированный кистевой бросок.
– А вы не пробовали…
– Чего? Сменить в офисе чай в пакетиках на листовой? Конечно, пробовали. Уже через неделю я так и сделал. Здесь первую неделю знаешь какая смута была.
– Ну и…
– Так он вызвал к себе секретаршу Иришку. Не люблю, говорит, я эти заварные листочки. Они мне листья капусты напоминают. И крепкие слишком. Та – ко мне. Я ей говорю – не покупай. Он на следующий день опять ее к себе вызывает. А сам не пьет, главное, целый день ничего… Ты, говорит, Ира, смерти моей хочешь или как? Иди, дорогая, сходи прямо сейчас в магазин за нормальным чаем «Липтон» в пакетиках. Та трясется вся от страха. Прямое неподчинение руководству как-никак. Я ей говорю: «Не ходи. В тебя бы использованными мокрыми пакетиками пуляли с верхотуры…» Так он перестал ей досаждать. Съездил сам в обед и привез три упаковки. Тут же вышел и пульнул в наладчицу Хренову. И быстро скрылся в кабинете. Вот что у нас происходит, пока ты по своим курортам детей развозишь.
– Ну и чего теперь?
– Да ничего. После повышения зарплаты – ничего. Там же бабы одни в цеху. Они терпеливые. Были бы мужики, может, и настучали бы ему в бубен, несмотря на то что директор. А бабы – они терпеливые. Улыбаются, уворачиваются теперь. Ну выйдет он на балкон три-четыре, ну максимум пять раз в день. Когда в разъездах или в командировке – так вообще ведь не выходит… Вчера слышал: он на балкон – они с визгом врассыпную…
– Мистика…
– А ты как в армии. Меня предупреждали коллеги, что он очень хороший человек, но с очень большими странностями… Надо потерпеть. Его к нам не навсегда прислали. В армии – там тоже каждый прапорщик со своим зае…ом… Вот у меня был, например, он в сапог с утра…
– Ладно, Валерьич. Я – двину… Мистика. Мать Царица Небесная. Может, накатать на него жалобу?
– Кому ты на него накатаешь? Он чей протеже, ты помнишь? Что ты несешь? Не нравятся пакетики – приедут и закатают в рыло чем-нибудь другим…
Станишевский, грустный, выходит из кабинета. Сергей Валерьевич включает пленку и начинает ржать, глядя на экран. Сначала потихоньку – затем все громче и громче.
На экране снова появляется из дверей генеральный директор – красивый брюнет с правильными чертами лица, явно подмигивает камере и, вынимая из кружки пакетик с чаем, резко шагает к перилам. Снизу раздается визг, хохот и крик: «Атас, бабы!»
Сергей Валерьевич лежит животом на столе и потрясывается от хохота.
3
Дверь в туалет рядом с кабинетом начальника. В уборную заходит генеральный, следом за ним, как только дверь закрывается, к ней подбегают секретарша и сотрудница отдела кадров Галина Фроловна. Секретарша Ирина машет ей рукой и прикладывает палец к губам. Из-за двери сначала доносятся явственные звуки полоскания горла. Примерно шесть раз по десять секунд. Затем слышится бодрое пение, пауза и громкий рык: «Как хорошо-то, господи…»
Дверь резко открывается, так что женщины с трудом успевают отскочить от нее, проявив недюжинную спортивную реакцию.
Шеф появляется из туалета, словно влетевший в окно Бэтмен или господин Черный Плащ, парящий на крыльях ночи…
