2
Борюсик перевез семью в Москву не сразу.
Сначала его приютила сердобольная женщина Варвара, с которой он познакомился по Интернету. Они оба немного обманули друг друга, и этот обман стал легким разочарованием при первой встрече.
У Борюсика была фотография в анкете сразу после армии, а там за два года жуткой голодухи он стал стройным как кипарис. А Варвара разместила фотку из старших классов. А тут при встрече оказалось, что они весят по сто кило каждый.
Но Борюсика этот момент долго расстраивать не мог: его жена весила 115, сестры жены: 120 – средняя, 110 – младшая. У тещи был боевой вес 102 килограмма.
Через год, после того как Варвара помогла Борюсику устроиться в столице, они все переехали к нему в Москву. Варвару за эту помощь Борюсик свозил на Байкал. И сам Байкал показал, и курорт Горячинск. Там они даже поголодали немного вдвоем по программе местного пансионата. Там же и познакомил ее со своей женой и детьми.
Детей было трое.
Хорошее, казалось бы, число – три, только не было ощущения его полноценности. Первые двое: старший Петр, средний Шурик – появлялись на свет и росли, как и было положено в Сибири: ползали, хныкали, болели, агукали и через какое-то время просили ставить им компьютерные игры.
А вот с младшим вышли нелады – Денисик задержался в развитии на этапе агуканья, криков и истерик. Такой диагноз ему поставили – задержка психического развития. Хотя Борюсик про себя все время удивлялся – почему психического? Если человек элементарно разговаривать не может.
Когда Борюсик вышел на первую московскую работу и стал перевозить семью, он объявил коллегам: «Нам нужна трехкомнатная квартира – в другой мы не поместимся». Все вертели пальцем у виска… Советовали поумерить аппетиты… Никто не понимал его так буквально, а зря. Думали, мало ли, привык человек в Сибири к большим жизненным просторам… Считали его замашки не адекватными зарплате и осуждали за пафос.
Тем не менее даже трехкомнатная квартира не была большой для всей семьи Борюсика. В обычном панельном доме, с кухней в семь метров и узким коридором – при любом, даже небольшом, наличии мебели у них в квартире образовывались серьезные пробки.
Тема пробок становилась в Москве все более и более популярной.
Про нее шутили на работе. Даже те, кто не имел автомобилей. Только автомобильные пробки мало волновали семью Борюсика, а вот людские в их семье были неизбежны. Особенно когда вся семья оказывалась в сборе. Особенно в том месте, где узкий коридор сворачивал на кухню и в него выходили двери в ванную и туалет. Там и семье из двух человек не разойтись, а тут – такое движение. «Транспорт» по квартире перемещался большегрузный. По встречке было не разъехаться.
Теснота иногда раздражала, иногда бесила, но выхода другого не было: всю свою зарплату Борис отдавал за аренду квартиры, а на пропитание, которое состояло в основном из картофеля разных способов приготовления, – зарабатывал тот, у кого была возможность подработать.
Тучные женщины как легко устраивались на работу – желающих вкалывать за маленькие зарплаты в Москве среди русскоговорящих находилось немного, – так легко с нее и вылетали. На любой работе рано или поздно приходилось что-то делать, а это для людей их комплекции было невыносимо тяжело.
Дольше трех месяцев никто из женщин на работе не задерживался. Как только кто-то из сестер устраивался, для работающей это становилось сигналом к увольнению. Сразу изобретались какие-то невыносимые трудности с «ох…вшим совсем начальством», с «кадровичкой-дурой» и даже «охранниками-мудаками» на контрольно-пропускном пункте.
Но надо отдать им должное – кто-то все время работал в паре с Борюсиком, так что картофель в доме был и иногда даже с покупными котлетами. Пенять на судьбу никто из сибиряков не собирался.
Зато в офисе Борюсик наслаждался свободой. Ходил по светлым коридорам, широким лестницам, читал газету в холле, новости компании на доске на ресепшене, грелся в теплых кабинетах у товарищей.
Одна работающая сестра получала столько же, сколько три в родном Ангарске, а если раскидать по времени трудодни, то работать приходилось всего четыре месяца в году. Правда, становились они для каждой сущим адом. Более всего страдали сестры от дороги и езды в общественном транспорте. Путь из Химок был нелегок, протискивать свои килограммы в автобус и метро становилось все более и более противным испытанием.
