Бурцев улыбнулся. Уж не остановимся, пан Освальд, будь спокоен.
– Да, и еще! На обратном пути отыщите где‑нибудь священника. Хоть в беженском обозе, хоть в деревенской церквушке.
– Это еще зачем? – встревожился Бурцев.
– А затем, Вацлав, что не желаю я больше оставлять куявско‑мазовецко‑тевтонской своре шансов за получить Агделайду и малопольские земли. Сами сыграем свадьбу. Свою свадьбу!
– Ты хочешь… хочешь… – Бурцев был в шоке от неожиданного прозрения.
– Взять в жены дочь князя Лешко Белого, – заявил Освальд.
Краковские дружинники недоуменно загалдели. Они еще не знали, как следует реагировать на ожиданное признание добжиньца. Зато Василий знал.
Не допустить! Ни в коем случае! Почему? А потому что в душе его бушевала… Да, она сама бушевала – лютая ревность! Ну какого, cпрашивается, он оберегал прекрасную полячку от всадников в масках?! Зачем присоединился к отряду Освальда на кой жег татарские пороки и прорывался через горящий город?! Неужели все это лишь ради того чтобы несчастная Аделаида досталась не Казимиру, а самоуверенному добжиньцу?
– Когда ты это задумал, Освальд? – прохрипел Бурцев. Он никак не мог совладать с собственным голосом.
Все тайные помыслы, все сокровенные мечты сейчас коту под хвост. Он‑то наивно рассчитывал мечом добыть рыцарские шпоры, а обретя новый статус всерьез начать борьбу за руку и сердце Аделаиды, увы, для того чтобы оруженосцу подняться на следующую ступень иерархической лестницы, ему следует укоснительно выполнять распоряжения рыцаря‑суверена. А если тот приказывает привести на свое ложе возлюбленную оруженосца?
«Вот и кончается, Васек, твоя служба, – с горем подумал Бурцев. – Не задалась карьера, не получ тебе рыцарство из рук Освальда Добжиньского».
– Когда… ты… задумал?!
– Когда отправил княжну в свой шатер.
– Значит, ты намеревался…
– Ну что ты, Вацлав! До свадьбы – ни‑ни. Я благородный пан, а не пройдоха, портящий девиц право и налево. Пусть я и не из столь знатного рода как Агделайда Краковская, но все‑таки ношу фамильный герб на щите и рыцарские шпоры.
– А если княжна не согласится стать твоей невестой, Освальд?
– Если ей придется выбирать между мной и Казимиром Куявским, сыном Конрада Мазовецкого, думаю, чаша весов склонится в мою сторону.
– Ты говоришь так, будто у княжны в самом деле столь скудный выбор. – Сдерживать себя Бурцеву становилось все труднее. – Неужели во всей Польше не найдется другого претендента на руку и сердце дочери Лешко Белого – того, который пришелся бы по сердцу самой княжне?
– Стерпится – слюбится. Знаешь такую поговорку? Княжне придется добровольно согласиться на брак со мной или…
– Или что? Сдашь ее за награду Казимиру?
Збыслав дернулся, но добжинец жестом остановил литвина.
– Или я заставлю ее дать свое согласие, – глухо закончил рыцарь.
Освальд долго и пристально смотрел в раскрасневшееся лицо собеседника. Потом заговорил снова:
– Если бы ты, Вацлав, принадлежал к благородному сословию, я бы решил, что у тебя имеются такие же планы на Агделайду, как и у меня.
Бурцев скрежетнул зубами: опять его бесцеремонно макнули мордой в грязь. Вольно или невольно, но дали понять, что, не будучи шляхтичем, он вряд ли сможет соперничать с вельможными панами и рассчитывать на благосклонность княжны.
– Но, наверное, дело в другом, – продолжал Освальд. – Тебя, вероятно, просто беспокоит дальнейшая судьба случайной знатной попутчицы. Что ж, похвальная забота. Однако со мной Агделайда будет под надежной защитой. Кроме того, став законным супругом дочери Лешко Белого, я смогу претендовать на малопольские земли, а позже, когда у нас появится наследник… О, поверь, Вацлав, большей пакости тевтонам, мазовцам и куявцам придумать трудно.
– И только поэтому ты хочешь взять княжну в жены? Из мести врагам и ради чужой вотчины. Какое выгодное приобретение для безземельного рыцаря!
– Пан Освальд?! – Збыслав собачьим взглядом просил позволенья немедленно размазать наглеца по стенке. Руки косолапого гиганта разматывали цепь кистеня.
Добжинец тяжело задышал:
– Меня начинает раздражать твой язык, Вацлав. Ты ведь можешь и лишиться его…
