* * *
Вы выпрямили мое отношение к Вам — незаметно — путем неслышанья и незамечанья всего, что Вам в нем было лишне.
* * *
Вы отравили мне всех моих сверстников и современников.
* * *
Я настолько не женщина, что всегда предоставляю любовную часть другому, как мужчина — бытовую: хочешь так, хочешь эдак, я в это дело не вмешиваюсь.
* * *
С Вами ум всегда насыщен, душа всегда впроголодь. Так мне и надо.
* * *
Мне часто хотелось Вас поцеловать — просто от радости, но всегда останавливал страх: а вдруг — обидится. Тогда я жалела, что мне не 8 л. как Але, или что я не Ваша любимая собака.
* * *
Твои
Запечатленные Кануном.
Я буду стариться, а ты
Останешься таким же юным.
Твои
Обточенные ветром знойным.
Я буду горбиться, а ты
Останешься таким же стройным…
Волос полуденная тень
Склоненная к моим сединам.
Ровесник мой, год в год, день в день —
Мне постепенно станешь сыном…
Нам вместе было тридцать шесть,
Прелестная мы были пара!
И кажется — надежда есть —
Что всё-таки — не буду старой!
* * *
Троицын день 1921 г.
(не вошедшие в Разлуку)
* * *
Дорогой С. М.
Сейчас я пережила один из самых сильных страхов моей жизни (исключая страх за чужую жизнь) — и по Вашему поводу. Все эти дни я была занята, не переписывала, совесть грызла, точно я совершаю низость, наконец сегодня, в 3 ч. ночи, докончив большое письмо Але — сажусь. Первое слово на белой равнине листа — и сразу облегчение. Переписывала с 3 ч. до 51/2 ч. — пять страниц. Совсем светло. Радуюсь, что 5 стр<аниц> и что восход — и вдруг: где же I гл<ава>? Странно, что-то давно не вижу. Раскрываю одну папку — нет, другую — нет, перерываю шкаф от письм<енного> стола — нет, книжный шкафчик — нет, все книги на книжном шкафу — нет, постепенно леденею. Роюсь — уже безнадежно — в валиках кресла — нет, и сразу: «Ну да, конечно, — это Бог меня наказал за то, что я не переписывала и — с детства привычка — трижды: „St. Antoine de Padoue, faites-moi trouver ce que j’ai perdu…“» [30]
И снова: стол, шкафы, вышки шкафов, папка, кресло, отодвигаю диван, ищу под подушкой — нет, нет и нет. И: никогда не поверит, что я только сегодня хватилась, уверен будет, что я нарочно затягивала переписку, чтобы дольше не сказать… Но что же я скажу? — Потеряла? — Но она в комнате. — Исчезла? — Он не верит в чудеса, да и я не верю. Да и как такую вещь сказать, каким голосом?
Вы никогда не поймете моего тихого ужаса. Если когда-нибудь теряли доверенную Вам рукопись — поймете, иначе — нет.
Сейчас 8 ч., я только что нашла. Чувство как после страшного сна, еще не верится.
Держу, прижав к груди.
* * *
Божья Матерь Казанская, спасибо!
* * *
(В тексте Б. М. К. Я. С. П. — расшифровала.)
* * *
Магдалина! На волю!
Смердит подполье!
Мутна вода!
Совесть просит и молит, а честь тверда:
Честь берет города.
Совесть в ножки бросается, бьет челом,
Лебезит червем…
* * *
Знаю исход:
Восход.
15-го июня 1921 г.
* * *
Мне помнится: за лосем
Бег —
Длинноволосым я и прямоносым
Германцем — славила богов.
* * *
(Перечень стихов Разлуки, кончая Ростком серебряным.)
* * *
Еще в дверях рассказываю С. М., что столько-то дней не переписывала — и почему не переписывала. — «С. М., Вы на меня очень сердитесь?»
Он, перебирая бахрому кресла, тихо:
— «Как я могу?.. Это было такое прекрасное цветение души…»
* * *
С. М. В.
— Ваш отец застал февральскую Революцию?
— Нет, только Государственную Думу. (Пауза.) Но с него и этого было достаточно.
(с хищной улыбкой, змеиной)
* * *
Говоря об алфавитном указателе имен в конце Мемуаров:
— То же наверное ощущает мать, когда моет своему ребенку зубы.
* * *
Т<атьяна> Ф<едоровна> ему: — Как Вы поживаете? — Благодарствую. Когда солнце — всегда хорошо.
* * *
У В<олкон>ского стыдливость благодарности.
* * *
Моя любовь к нему, сначала предвзятая, перешла в природную: я причисляю его к тем вещам, к<отор>ые я в жизни любила больше людей: солнце, дерево, памятник. И которые мне никогда не мешали — потому что не отвечали.
* * *
Письмо к Кузмину
(написанное в тетрадку)
Дорогой М<ихаил> А<лексеевич>
Мне хочется рассказать Вам две мои встречи с Вами, первую в январе 1916 г., вторую — в июне 1921 г. Рассказать как совершенно постороннему, как рассказывала (первую) всем кто меня спрашивал: — «А Вы знакомы с Кузминым?»
