Приведенные полемические образцы свидетельствуют, пожалуй, прежде всего о том, насколько «горячей» остается тема терроризма, а во-вторых, насколько назрела задача комплексного и объективного (если это возможно) изучения истории революционного терроризма в России.
Несмотря на то, что к теме терроризма отечественные историки стали обращаться лишь в сравнительно недавнее время, проблема неоднократно затрагивалась в работах, посвященных истории российского революционного движения. Для нашего исследования особое значение имеют работы по истории революционного народничества; в трудах «блестящей плеяды» советских историков народничества рассматривалась конкретная история революционных организаций, их идеология и практическая деятельность и т.д. Разумеется, многие работы несли на себе печать времени, а их авторы были поставлены в жесткие идеологические рамки; автор настоящего исследования, отдавая должное предшественникам, смотрит в значительной степени по-иному на проблему революционного терроризма, как и на многие другие аспекты истории революционного движения в России. Несомненно, однако, что без работ перечисленных ниже авторов настоящее исследование было бы просто невозможно.
Среди историков, на работы которых опирался автор, Б.П.Козьмин, Э.С.Виленская, Ш.М.Левин, Б.С.Итенберг, М.Г.Седов, С.С.Волк, Н.М.Пирумова, Е.Л.Рудницкая, В.АТвардовская, Н.А.Троицкий и др.[30]
Для подробного анализа их трудов потребовалось бы, по-видимому, написать самостоятельное исследование.
Поэтому ссылки на положения работ предшественников, которые разделяет автор, также как и полемика по тем или иным вопросам, вынесены в основной текст монографии.
Как ни парадоксально, русский революционный терроризм начала века, сыгравший огромную роль в жизни страны, потрясший современников, впечатляюще отображенный русской литературой («Рассказ о семи повешенных» и «Губернатор» Л.Андреева, «Петербург» Андрея Белого, «Конь Бледный» и «То, чего не было» В.Ропшина-Савинкова и др.), был практически «не замечен» советской историографией.
Но, впрочем, это и неудивительно. Признать крупную роль терроризма в политической жизни страны означало «преувеличить» значение «мелкобуржуазных» партий или, что было еще «хуже», указать на причастность к терроризму большевиков, официально индивидуальный террор отвергавших. Отсюда и соответствующие оценки: «Политические... итоги террора социалистов-революционеров были равны нулю»[31]; «В целом эсеровский террор не оказал в 1905—1907 гг. большого влияния на ход революции» (1905—1907 гг.)[32] И лишь в конце 1980-х — начале 1990-х годов в отечественной литературе стали появляться более взвешенные характеристики: «В целом революционный террор не оказал в 1905—1907 гг. большого влияния на ход событий, хотя и отрицать его значение как фактора дезорганизации власти и активизации масс не следует»[33].
В 1990-е годы появляется ряд монографических исследований, статей, защищаются диссертации, посвященные истории политических партий начала века, в которых значительное внимание уделяется проблемам революционного терроризма. Среди них монография об эсерах-максималистах Д.Б.Павлова, исследования о партии эсеров М.ИЛеонова, К.Н.Морозова, Р.А.Городницкого, об анархистах — В.В.Кривенького и др.[34]
«Поэтике террора», исследованию «конструкций и терминов, используемых носителями «террористического» менталитета», преимущественно на зарубежном материале, посвящена книга М.П.Одесского и Д.М.Фельдмана. Отражение революционного терроризма в художественной литературе и, с другой стороны, влияние литературы на деятелей революционного подполья, рассматривается в исследовании М.Могильнер[35].
Больше внимания различным аспектам истории революционного терроризма в России уделялось зарубежными историками. Укажу на монографии и статьи А.Улама, Д.Харди, О.Радки, П.Аврича, М.Хилдермейера, Э.Найт, А.Ашера и др.[36] В связи с всплеском терроризма на Западе в 1970-е годы предпринимались небезуспешные попытки вычленить его исторические корни. У.Лакером в 1979 году был издан сборник материалов «Чтения по терроризму: историческая антология»
