Келли проходил мимо церкви Святого Спасителя, когда из-за угла появился «лендровер». Вскочив на крыльцо и открыв тяжелую дверь, Келли скользнул внутрь, оставив дверь слегка приоткрытой, чтобы наблюдать за происходящим.
С «лендровера» было снято практически все: кабина, дверцы, брезентовый верх. Позади водителя в машине сидели двое полицейских с автоматами в приметной темно-зеленой форме королевской полиции Ольстера. Автомобиль скрылся в конце узкой улочки, ведущей к центру Друмора, а Келли продолжал стоять в полумраке, вдыхая знакомые запахи.
— Чем могу служить, сын мой?
Келли обернулся и увидел выступившего из темноты священника, одетого в старую, поношенную сутану. Его серебристые волосы поблескивали в свете свечей. В руке священник держал зонт.
— Просто спасаюсь от дождя, святой отец.
Келли стоял, втянув плечи и глубоко засунув руки в карманы старого плаща. Он был невысок, с моложавым, почти юношеским лицом; темные проницательные глаза, казалось, пронзали собеседника насквозь.
Старый священник, дружелюбно улыбнувшись, спросил:
— Вы, наверно, не из Друмора?
— Да, святой отец, здесь я проездом. Хочу встретиться с другом в пивной Мерфи. Мой друг обещал подбросить меня до Белфаста. Там можно найти работу.
— Я провожу вас, нам по пути, — Келли открыл дверь, и они вышли на улицу. Дождь продолжал хлестать как из ведра, поэтому священник открыл зонт. Келли пристроился рядышком, и они двинулись вниз по мостовой. Откуда-то доносились звуки духового оркестра, играющего старинную мелодию. «Сохрани веру во мне», — печальные голоса пробивались сквозь шум дождя. Келли со священником остановились и посмотрели в сторону центральной площади города. У гранитного мемориала лежали венки. С одной стороны памятника расположился оркестр, с другой — небольшая кучка людей. Священнослужитель ирландской церкви вел службу. Не обращая внимания на ливень, четыре старика гордо держали в руках знамена.
— Что здесь отмечают?
— Годовщину окончания войны.
Они двинулись дальше. На углу стояла маленькая девочка лет семи-восьми. На ней было пальто размера на два больше, чем надо, и берет. Дырявые носки, рваные башмаки. Бледное лицо. Кожа туго обтягивала выступающие скулы. Картонная коробка в посиневших от холода руках. Хотя глубокие карие глаза девочки смотрели на приближающихся мужчин настороженно, она заставила себя улыбнуться.
— Добрый день, святой отец. Не купите ли цветок мака?
— Бедное дитя, сидеть бы тебе дома в такую непогоду. — Священник пошарил в кармане, нашел монетку и положил ее в оловянную кружку. Потом выбрал ярко-красный цветок. — В память о всех героически погибших, — пояснил он Келли.
— Вот как? — Келли повернулся к юной продавщице и увидел, что она робко протягивает цветок и ему.
— Купите, сэр.
Келли посмотрел на детское личико и выругался про себя. Вытащил из внутреннего кармана кожаный бумажник, вынул два фунта. Девочка изумленно наблюдала, как он сворачивает купюры и кладет в кружку. Потом Келли мягко взял из ее рук коробку с цветами.
— Иди домой и согрейся.
Девочка, так ничего и не поняв, повернулась и у бежала.
Старая вывеска извещала: «Бар Мерфи».
— Вот и пришли, — сказал священник. — Что вы собираетесь делать с цветами?
Келли бросил взгляд на коробку.
— Одному Богу известно.
Священник удалился. Оркестр заиграл другую мелодию. Келли поднялся по ступенькам и открыл дверь пивной. Он очутился в длинном и узком помещении, в самом конце которого пылал камин. Несколько чугунных столов, скамьи у стены. Стойка бара из красного дерева, обычная вереница разнокалиберных бутылок. Ни одного посетителя. Только бармен над пивной качалкой. Крупный мужчина, почти лысый, лицо в складках жира, одет в несвежую рубашку без воротничка.
— Вы Мерфи?
— Да, так говорят. — Бармен бросил на вошедшего быстрый взгляд. — Вы не местный?
— Нет. Тут я должен встретиться с другом. Может, вы его знаете?
— Как зовут?
— Кухулин.[1]
Улыбку с лица Мерфи словно смыло.
— Кухулин, — шепотом повторил он.
— Последний из героев тьмы.
— О Боже, ну и любите же вы, парни, всякие мелодрамы. Полиция в последнее время совсем озверела. Подряд всех обыскивает. Ты им точно попадешься.
