– Очень рад, что они вас не радуют.
– Язвишь? Давай-давай. Эх, всё ведь шло так хорошо, до тех пор пока ты не… А, что говорить. Сам всё прекрасно знаешь.
Дхусс пожал плечами и ничего не ответил. С настоящим, не наигранным равнодушием смотрел мимо тьмы под капюшоном – на плывущие в голубой высоте свободные облака.
Существо в плаще – человек, а может, и нет – некоторое время молча ждало. Потом разочарованно пожало плечами.
– Тёрн, не думай, будто бы у меня в ходу лишь банальные иглы, щипцы и клещи. Я не сомневаюсь, что ты обладаешь способностью умереть по собственному желанию, задолго до того, как твоя плоть сдастся. Я выверну наизнанку твою память, разберу её по крупицам, вытяну одной нитью, отыщу начало, и тогда… не думай, что потом получится всё смотать обратно в клубок. Ты станешь умалишённым, Тёрн, идиотом, пускающим слюни и справляющим нужду под себя. Нам даже не придётся тебя казнить. Достаточно сбросить с телеги.
– Тогда поступай как знаешь. – Тёрн равнодушно отвернулся. – Не медли только.
– Не медли… – усмехнулся допрашивающий. – Ты прекрасно знаешь, что я начну не сейчас, а лишь когда прибудем на место. Люблю, понимаешь ли, работать с комфортом и удобствами. Собственно говоря, мне и здесь-то нечего делать, но ведь хороших слуг сейчас так трудно подобрать – непременно что-нибудь напутают, упустят, забудут, сделают не так. За всем приходится приглядывать самому. Так что полежи пока, подумай. В сущности, нам ведь не так и много от тебя нужно. Тебе даже не придётся никого предавать. Ты всегда оставался дхуссом-одиночкой, всё время, пока я занимаюсь твоим случаем.
– Я польщён, – усмехнулся Тёрн.
– Мне прекрасно известно, что дух твой силён, – заметил дознаватель. – Не хотелось бы его ломать. В сущности, подавляющее большинство и малых стычек, и больших войн происходит по недоразумению. Я, например, совершенно убеждён, что, если бы не твоё глупое упрямство, мы вполне бы могли договориться. И даже работать вместе. Мой орден придерживается самых широких взглядов. Тем более в отношении… м-м-м… существа, могущего сыграть столь важную роль в исполнении наших планов.
– Вашему превосходительству больше подошла бы роль странствующего сказителя, – Тёрн ухмыльнулся прямо в скрытое тьмой лицо своего пленителя.
– Какой смысл в перебранке? Мы не кумушки у колодца, – холодно возразил дхуссу допрашивавший. – Впрочем, к этому разговору мы ещё вернёмся. Не хотелось бы просто так уничтожить такую силу. А ты – сила, Тёрн. Мы же, со своей стороны, отрицаем догматическую узость. Порой можно работать и достигать успеха даже с теми, кто ненавидит тебя. Есть высшие цели и высшие интересы, ради которых можно отставить в сторону личные чувства.
– Знакомо, – со скукой сказал Тёрн. – Мол, всё, что делает нас врагами, – ничего не значащие мелочи, потому как где-то там, за горизонтом, есть главный враг, и с ним-то, самоважнейшим, и надлежит бороться, объединив усилия, под вашим, само собой, мудрым руководством. Знаю. Слыхал.
– Тем не менее случается, что самое простое объяснение является и самым верным, – с нажимом возразило существо в плаще. – И высшие цели, само собой, таки есть, что бы ты о них ни думал.
– Какие же, например, эти высшие интересы? – осведомился Тёрн.
– Можно подумать, что ты не знаешь.
– Гм. У Охотников Навсиная цели, в общем, весьма просты – охранять незыблемость…
– Хватит! – прошипел разъярённый голос из-под капюшона. – Хватит дурить, понятно?! Ты отлично знаешь, что мы не имеем никакого отношения к погонщикам железных болванов.
Тёрн пожал плечами и замолчал, глядя в небо. Говорить он явно не собирался, и допрашивавший, поняв, резко отвернулся.
До самого вечера никто не произнёс ни единого слова. Никто не предлагал пленному дхуссу ни еды, ни даже воды.
– Нужду под себя справлять будешь, коль такой неразговорчивый, – единственное, что за долгие часы услышал дхусс от своих пленителей. Ответа не последовало.
Скрипели колёса, всё так же уныло покрикивали погонщики. Тёрн смотрел в небо и ждал.
* * *
После первого допроса – если только имевшее место можно было назвать допросом – Тёрна оставили в покое. Его не кормили и не поили, к нему вообще не подходили; из глубокого короба, в котором везли дхусса, виднелось только синее небо.
