— Мамочка, пойми, что мне сейчас не надо все это брать с собой! — говорила Леля. — Когда папа помирится с нами, я приеду сюда и заберу…
— Так ведь когда это будет? — жалобно отзывалась Анна Семеновна. — А вдруг холода-то и вдарят там, где вы будете…
— В Ялте? В июле месяце? Холода? — с мягкой насмешкой произнес странно знакомый Николаю Петровичу тенор. И вдруг Николай Петрович признал: говорил он — ненавистный ему еще вчера, еще сегодня утром циркач Смычков!
Но странное дело: от былой неприязни не осталось и следа. Кожакин поймал себя на том, что он немного гордится своей дочерью: ведь вот сумела добиться внимания такого незаурядного артиста, которого высоко ценят даже в горкоме!..
Однако что они тут затеяли? Кожакин прошел туда, откуда слышались голоса. При виде его Анна Семеновна громко охнула, выронила из руки Лелин свитер и села на край раскрытого сундука. Леля вспыхнула и сказала растерянно:
— Папа…
А этот, а Смычков, решительно выпрямившись, поднял с пола чемодан и направился к двери.
— Пойдем, Ольга! — строго сказал он Леле.
Николай Петрович заговорил неожиданно мягким тоном:
— Куда «пойдем»? Подождите, дорогой мой! Вам известно, что вас ждут на совещании в горкоме партии? При мне сам товарищ Лазарев справлялся: известили вас или нет?
Мне, знаете ли, не до совещаний! — сурово ответил Павел. — Пошли отсюда!..
Но Анна Семеновна, уловившая в настроении мужа видимый перелом, поскорее вмешалась. Она пустила пробный шар:
— Вот, Коленька, какие теперь молодые люди: хотят от нас с тобою бежать, чтобы, значит, повенчаться в другом городе…
— Мама! — с ужасом воскликнула Леля.
Но Анна Семеновна жестом успокоила дочь и жестом же пригласила ее послушать, что будет дальше.
А дальше было вот что: Кожакин немного пожевал губами и снял очки, чтобы протереть их. Затем он водрузил очки на положенное им место и только после этого заявил:
— А почему, собственно, для этого надо уезжать куда-то?.. Да еще тайком… Будто нельзя зарегистрировать брак в нашем городе, в присутствии родителей и… и представителей общественности… Тем более вас в этом городе уже знают и, так сказать, уважают… Просто непонятно: от кого и куда вы решили бежать?
— Папочка, так разве ты… ты согласен?! — И Леля кинулась на шею отцу. В тот же момент громко заплакала Анна Семеновна, прерывая плач частыми сморканиями.
А Павел, забыв поставить на пол тяжелый чемодан, впился глазами в лицо будущего своего тестя, повторяя бесконечное число раз:
— Ничего не понимаю… не понимаю ничего… решительно ничего не понимаю… не понимаю ниче… — И так далее…
— А что тут особенно понимать? — пожав плечами, ответил Николай Петрович. — Что я, своей дочери враг, что ли? Ну, полюбила хорошего парня… так сказать, ценного работника на идеологическом фронте… Так в чем же дело? Женитесь себе на здоровье!
Теперь заговорили все сразу: Николай Петрович продолжал свой неожиданный монолог в пользу брака дочери; Анна Семеновна, не прекращая плакать и сморкаться, бормотала насчет того, что она всегда думала: все обойдется хорошо; Леля шумно изъявляла благодарность отцу, а Павел, не сходя с места и так и продолжая держать в руках чемодан, тоже что-то все время говорил, но что именно — понять было невозможно…
Так продолжалось минут пять. Затем Павел, наконец, опустил чемодан на пол, а сам присел на стул. К этому времени Анна Семеновна успела окончательно просморкаться. Лицо Лели говорило об ее счастье. А Николай Петрович осматривал вещи, приготовленные для отъезда, и укоризненно, хотя и снисходительно, крутил головой.
— А когда же… когда они пойдут регистрироваться? — несмело начала Анна Семеновна.
— Обсудим. Найдем подходящую дату. Чтобы не с бухты-барахты, так сказать, а продуманно все… Кстати, который час? Батюшки! Половина второго! А в два вас ждет товарищ Лазарев на совещание по поводу карнавала… Давайте идите, идите в горком, неудобно опаздывать на такое мероприятие… Тем более есть наметка поручить именно вам руководить этим делом!..
Паша, кинув восторженный взор на невесту, направился к двери…