— Дуй по инструкции, — решительно сказал Леша. — Сколько сказано лить воды, столько и лей.
И второй вопрос: каша варится дольше, чем суп, так вот ждать, пока сварится каша, и потом уже начинать ужин чинно-благородно, или же, не дожидаясь каши, навалиться на суп? Тут Леша согласился не ждать, разделяя нетерпение парней.
— Ты пшено помой! — велел Леша Зубу, когда вода закипела.
— Губенку раскатал!
— Помой, говорю.
— Да всё там будет!
— Помой. И заодно ложку мне.
— Губенку раскатал!
— Помой!
— Отсос Харлампиевич!
Леша сам помыл ложку, а заодно и тарелку. А тарелки, надо заметить, лежали на столе грязной горкой. То есть, видать, когда к сестре Зуба приходят гости, они для закуски берут тарелки, а поклевав, ставят их на прежнее место. Да и чего их мыть, если все равно все там будет, то есть в пузе. Но Леша тарелку себе помыл. Кося и Зуб чикаться с тарелками не стали.
— Вали пшено в воду! — сказал Леша.
Зуб сыпанул из коробки.
— Не жмись! — сказал Кося. — Больше насыпешь, больше получится.
Зуб сыпанул всю коробку.
Леша попробовал суп.
— Нормально, — сказал он и разлил суп поровну по трем тарелкам.
От тарелок шел пар и даже стоял мясной дух.
— Ну, вообще! — восторженно промычал Зуб, внюхивая мясной запах.
— Да, вообще! — согласился Кося.
Леша разрезал две трети батона (одну треть отложил в сторону — себе на завтрак) на шесть частей, каждому дал по два куска — один на суп, другой к чаю.
Парни набросились на суп, а Леша ел неторопливо и прямо чувствовал, как от мясного настоя сила вливается в него, и не торопился как раз потому, что сила должна равномерно впитываться всем организмом.
Ребята быстро заглотнули свой суп и стали кидать косяка на тарелку Леши, но поняв, что Леше делиться нечем, стали смотреть на кастрюлю с пшеном.
— А каша-то прет, — сделал открытие Кося, увидев, что крышка сама поднимается.
— Много бросил, — сказал Леша.
— Ништяк. Больше и выйдет.
— Так ведь прет, — повторил Кося.
— А мы будем кашу ложить в тарелку, а она пусть и дальше прет, — предложил Зуб.
Так и сделали.
Леша попробовал кашу.
— Нормально, Григорий!
— Отлично, Константин! — подхватил Зуб.
Леша оставил себе на завтра грамм тридцать масла, остальное разделил на три части.
— А давайте в кашу сахар, — предложил Кося.
— А на чай? — удивился Леша.
— Так ведь много.
— Губенку раскатал! А на утро мне? — возмутился Леша.
Косе стало стыдно за свое нахальство, и он сказал:
— Ладно, я чай без сахара.
И вот они, покрякивая от восторга, лупили кашу.
— А каша-то прет! — сказал Кося.
— Прямо как в сказке про кашу, — сказал Леша.
Но парни не откликнулись — они, видать, не слышали про такую сказку.
И они сделали второй заход, бросив в кашу остатки масла. Правда, того, что выделил Леша. И снова крякали и прихваливали, но уже скорее от восторга, что они вольны. Ну, сидят в комнате, лопают от пуза, и никто им не мешает.
— А каша-то прет! — снова сказал Кося.
И тогда они вычерпали кашу до дна кастрюли и залили кастрюлю водой, так покончив с неисчерпаемой этой кашей.
И были сыты, без масла каша шла туго, но и бросать еду несъеденной было не в их правилах, и тогда Леша в порыве необъяснимой щедрости разделил на три части масло, оставленное на завтра.
— Ну, Ляпа, ты даешь! — восхитился Зуб.
— Это да! — подхватил Кося.
Потом они отвалились от стола, пыхтя, с кухоньки перешли в комнату и плюхнулись на кушетку, не снимая обуви. Тут-то воля и чувствовалась особенно, что вот плюхнулись в обуви.
— Да, а чай! — вспомнил Зуб.
— Может, варенье какое есть, — вздохнул Леша.
— Губенку раскатал!
— А я видел банку из-под варенья, — заметил Кося.
— Точно. Стоит в углу, — обрадовался Зуб. — Мы водой зальем — отсохнет.
И они залили водой двухлитровую банку из-под прошлогоднего варенья, и Зуб болтал банку до тех пор, пока варенье не отлипло от стенок. И они пили чай с очень далеким привкусом клубники, и еще было по куску мягкой булки — ну, кайф, ну, кайф, ну, пир на весь мир.
А потом, очень уж довольные вечером и друг другом, расстались. Кося с Зубом легли на пол и уставились в голубой экран, а Леша пошел домой.
А дома-то сеструшка родная, Галинка ненаглядная!
