За окном был пустынный двор, ветер гнал облака. Над городом парил коршун, а я вспоминал, как в детстве мечтал побыть птицей. Мне хотелось пролететь над школой, заводом, где работала мама, покружить над старицей Тобола и крикнуть с высоты сидящим на крыльце дедушке с бабушкой:
— Это я, ваш внук!
А дед, не удивляясь, сказал бы:
— Видала, Максимовна? Какая наша порода! В небе летаем!
Птицы на карнизе готовились улететь, а я лег на кровать, переживая головную боль.
В таком состоянии я обычно думаю о хорошем. Через две минуты в школе будет звон-перезвон и ребята перейдут в кабинет истории. Там их встретит Георгий Романович. Раньше, объясняя урок, он любил ходить по классу. Где мы только не прошли с ним… С гренадерами Суворова шли через Альпы, с казаками атамана Платова атаковали французов на Бородинском поле, и я помню, что на галопе пика невесома в руке.
Я думаю, что новенькой понравится Георгий Романович, и он обратит на нее внимание, спросит: «Откуда, Мариша, пожаловали?» — а когда узнает, что в нашем городе она впервые, то отвлечется от темы урока и расскажет ей, что декабрист Башмаков прожил у нас с 1838 по 1853 год и однажды во время воскресной обедни, когда дьякон славил царя и его семью, семидесятивосьмилетний декабрист громко, на всю церковь, закричал: «Знаем мы этих благочестивейших!» — и демонстративно вышел из церкви.
И еще… Георгий Романович обязательно скажет: «А где Челядин?» Но даже на его уроке я бы смотрел на Маришу. С этой девочкой мне хочется побывать везде, где я раньше бродил один, и не потому, что у меня нет друзей. Серега Каргапольцев, Валерка Баженов тоже иногда уходят со двора, и никто не знает, где они, но я догадываюсь, что Серега ходит в музей — изучать карту звездного неба, а Баженов в автобусе едет на аэродром… Сидя в траве, он смотрит, как взлетают самолеты АН-2, а потом в небе распускаются парашюты…
Во двор декабриста Нарышкина мы с Маришей придем вечером. За цветными занавесками старого дома будут теплиться лампы, и я скажу Марише: «Хорошо, что в доме живут люди». Возможно, в самую отчаянную метель ссыльный декабрист, первый хозяин дома, не беспокоя жильцов, в коричневом сюртуке проходит по комнатам или, войдя с мороза, задумчиво сидит у горячей печи, греет холодные руки и под утро скрывается светлой тенью.
Мы с Маришей увидим крутой спуск к реке, стоящий на приколе катер и дорогу, которая ведет к лесу.
Возвращаясь домой, мы обязательно постоим у самых высоких в городе серебряных тополей. Их посадил декабрист барон Розен. Каждую весну молодые, они терпеливы в любую погоду; только при великом морозе, когда даже воздух дрожит, деревья негромко кряхтят.
В дверь позвонили. Так, словно трогает гитарные струны, звонит Валерка Баженов. Он заходит в переднюю, снимает плащ, а потом виновато хлопает меня по плечу:
— Филонишь?
Я приглашаю Валерку в комнату. Он садится на диван и смотрит на меня с любопытством.
— Отучился? — говорю я.
— Истории не было. Георгий Романович заболел.
Мы молчим. Баженов подходит к книгам и, улыбаясь, смотрит на меня:
— Сегодня классная сообщила, что парни плохо написали диктант.
— А ты?
— Я четверку получил.
— Ну, а я, конечно, два балла?
Валерка кивнул. Его серые, татарского разреза глаза засветились по-озорному.
— Это из-за новенькой столько двоек. Парням не до диктанта было, на девчонку пялились!
— И ты пялился, — сказал я.
— Да, — согласился Баженов. — Вместе с тобой.
— Я-то в твою тетрадку глядел.
— А чего ты пару схватил? У меня-то четверка. — Баженов, словно боясь кого разбудить, засмеялся тихонечко.
— Правда, она красивая? — сказал я Валерке.
— Кто?
— Девчонка эта. Новенькая.
Баженов подошел к окну. В небе набирали высоту голуби. Ветер сдирал с деревьев листву.
— Лишь бы дождя не случилось.
— А что? — сказал я.
— Завтра соревнование. Шестые и седьмые классы бегут на четыреста метров, а девчонки — на двести.
— И Мариша придет?
— Наверно… Она же теперь в нашем классе.
Вечером отец с матерью сидели на кухне, обсуждали мои дела: мама говорила с врачом, и он сказал, что анализ крови показал ревматическую атаку. В понедельник мне ложиться в больницу, а я думаю, что Мариша придет на соревнование: я должен увидеть ее, хотя пропускающему занятия школьнику неудобно бывать на людях.
