Окна в игорном доме всегда держат зашторенными и плотно закрывают ставнями, чтобы не мешать охваченным азартом игрокам расставаться с наличными. Неважно, день на улице деньской или темная ночь, рассвет или закат, – пока в кошельке звенит серебро, ничто и никто не напомнит о существовании всего остального мира. А тот терпеливо подождет, когда опустеют закрома игрока, чтобы принять неудачника в жесткие и неласковые объятия. Кой-кого прямо с порожка. Ты, ошалевший и расстроенный, выходишь, почесывая в затылке, с вывернутыми карманами, а тебя уже поджидает судебный пристав в компании с разгневанными кредиторами и постановлением об аресте наперевес. Здрасьте пожалуйста! И глаза у всех добрые-добрые.
Отсидев два раза по три месяца в местной долговой тюрьме, Удаз стал умным. В случае выигрыша он сразу же отдавал половину содержательнице местного борделя – Маме Муре – на сохранение. Благо для этого требовалось всего лишь, выйдя через черный ход, пересечь задний двор – провонявший мочой каменный колодец. Два гнезда порока соседствовали не случайно. Куда пойдет опьяненный победой игрок? Хвастаться девушкам. Куда отправится облапошенный и униженный простак? Доказывать, что, несмотря на проигрыш, он – настоящий мужик, то бишь – к девушкам. Выгода взаимная, тем более что порой проигравшиеся в пух и прах отцы семейств тут же продавали в дом терпимости своих дочерей, а на вырученные деньги продолжали игру.
Не зря жители Свободной Республики Эббо славятся на всю Конфедерацию своей практичностью и предпринимательской жилкой.
За стол сели вчетвером – Удаз, идберранский торговец шерстью, приказчик Мунни Пэр из магазина тканей, расположенного ниже по 12-й улице, и юный синтафский дворянчик с нежным румянцем во всю щеку. В первой партии выиграл Удаз. С изящной, но не надменной легкостью известного прожигателя жизни. Затем проиграл, но совсем чуть-чуть, скорее поддавшись, чтобы растравить в партнерах азарт. В третьей – знатно отыгрался, утерев всем нос.
Четвертая партия обязана была расставить все по своим местам, то бишь денежкам Мунни Пэра, идберранского купчишки и лорденка предстояло перекочевать в кошелек Удаза Апэйна, или – как он себя теперь именовал – Удэйза ир-Апэйна.
Сдающим сегодня был приказчик, и обычно карты, которые так называемый ир-Апэйн получал из его рук, оказывались удачными. Вот и сейчас – восьмерка и тройка. Замечательно.
Первый торг вообще ни к чему не обязывал, никто из игроков не торопился и не стремился пополнить банк полновесным серебром. Все ждали, когда откроют три карты.
– Восьмерка, тройка и валет, – объявил Мунни.
Мысленно Удаз ликовал, но виду не подал. Столько лет прослужить в Синтафе специальным дознавателем тамошнего высшего совета магов-священников – Эсмонд-Круга – и не уметь владеть своим лицом? Смешно, судари мои, очень смешно. Всматривайся или не всматривайся в его хмурую физиономию, а никаких чувств в этих желтых диллайнских глазах не углядишь, даже с лупой. Так-то! Шелковый шейный платок давил на кадык, но мужчина не рискнул его поправить. Еще решат, будто синтафский эмигрант занервничал.
– Повышаю, – мурлыкнул он и добавил в общую кучу немного серебра. Для затравки, так сказать.
Партнеры поддержали ставку, чтобы продолжить игру.
Мунни выложил следующую карту. Это был король.
«Что ж! Это даже неплохо!» – решил Удаз и снова повысил.
Пятой картой оказался туз.
После своего поспешного бегства из Синтафа бывший преподобный тив вдруг обнаружил в себе страсть к риску, ранее неизведанную и незнакомую. Словно магия, которой его лишили насильно волшебники-эсмонды, заслоняла до поры до времени сокрытые части души. Как дорогой ковер закрывает дырку в полу.
