Теория нравственных чувств - страница 38

В заключение этого примечания я должен указать на различие между одобрением того, что мы находим приличным, и одобрением того, что отмечено особенным достоинством и великодушием. Прежде чем мы найдем, что чувства какого-либо человека естественны и соответствуют вызвавшему их предмету, необходимо, во-первых, чтобы мы сами оказались в таком же положении, хотя бы и мысленно, а во-вторых, чтобы мы сознавали, что чувство наше вызвано теми же побуждениями. Поэтому, когда я узнаю о вреде, причиненном моему другу, то хотя я и проникаюсь такими же чувствами, какие он испытывает, тем не менее, пока мне не будут известны мотивы его поступков, пока не проявится симпатия между его ощущениями и моими ощущениями, до тех пор нельзя сказать, чтобы я разделял чувства, которые руководят его поступками. Итак, для одобрения чьего бы то ни было поведения необходима как полная симпатия к действующему лицу, так и совершенное согласие между его чувствованиями и нашими чувствованиями. Напротив того, когда я узнаю о благодеянии, оказанном человеку, то, какие бы чувства оно ни вызвало в нем, если, вообразив себя на его месте, я ощущаю благодарность к его благодетелю, я необходимо должен одобрить поступок последнего и считать его достойным уважения и справедливой награды. Окажется ли благодарным или нет обязанный человек, это, очевидно, не может изменить моего доброго мнения о человеке, оказавшем ему услугу. Для этого вовсе не необходимо согласие между его и моими чувствами: для этого достаточно нашего мнения, что поступок заслуживает благодарности. Наше чувство одобрения хорошего поступка основано на той воображаемой симпатии, которая часто сильнее волнует нас, чем человека, действительно обязанного, когда мы представим себя на его месте. Такое же различие существует между неодобрением дурного поступка и ощущением его неприличия.

Поступки, имеющие благотворительную цель и вызываемые достойными побуждениями, кажутся единственно достойными награждения, ибо они одни признаются заслуживающими благодарности и способными вызвать чувство признательности в душе постороннего человека.

Поступки, имеющие целью причинить зло и вызываемые порочными побуждениями, кажутся единственно достойными наказания, ибо они одни заслуживают возмездия и пробуждают симпатическое негодование в душе беспристрастного свидетеля.

Благотворительность всегда бывает добровольна; она ни в коем случае не может быть вынужденна. Поэтому неблаготворительный человек не может подлежать наказанию, ибо он не причиняет никакого положительного вреда. Он может, правда, обмануть справедливые ожидания и этим вызвать отвращение и порицание, но он не может внушить человечеству негодования, которому бы мы сочувствовали. Человек, не помышляющий об отплате своему благодетелю, когда представляется случай к этому и когда благодетель нуждается в его помощи, становится виновным в черной неблагодарности. Всякий беспристрастный наблюдатель откажется от сочувствия к его эгоистическим мотивам и посмотрит на такое поведение с крайним неодобрением. А между тем человек этот никому не делает положительного зла; он отказывается только от доброго дела, внушаемого естественным долгом. Он может даже возбудить к себе чувство ненависти, естественно вызываемое в нас возмутительной противоестественностью чувствований и поступков. Но он не становится предметом негодования, потому что последняя страсть обыкновенно зарождается в нас поведением, прямо причиняющим вред нашим ближним. Поэтому он не может быть наказан за отсутствие в нем благодарности. Понуждение его к такой благодарности, какую желал бы видеть беспристрастный наблюдатель, было бы еще более неприлично, чем сама неблагодарность. Человек, оказавший ему благодеяние, унизил бы себя, если бы решился потребовать от него вознаграждения силой, а третий человек, который принял бы на себя подобную заботу, не имея на то права, вызвал бы только смех.

Из всех обязанностей, возлагаемых на нас благотворительностью, признательность ближе всего подходит к тому, что может быть названо полным и безусловным обязательством. Мы постоянно слышим о долге, налагаемом благодарностью, но редко нам случается слышать об обязанностях, налагаемых любовью к ближнему, великодушием, даже дружбой, по крайней мере если последняя основана на одном только уважении и если к ней не примешивается признательность за полученные благодеяния.