Полежал, совсем без сил, потом уселся и, морщась, ощупал плечо. Пол быстро вращался, и Вадковского все время клонило в сторону.
Он заставил себя подняться. Сделал несколько упражнений, несколько секунд балансировал на одной ноге. Весь совершенно мокрый, заказал огромную бутыль с ледяной минеральной и в изнеможении повалился перед экраном. Блаженно полежав минуту, не открывая глаз запросил информатор о причинах индивидуальных внеорбитальных полетов за всю историю космонавтики.
Позвонил Трайнис и поинтересовался «как ты там». Вадковский приоткрыл один глаз и показал ему бутыль.
— Что-то ты бледноват, — покачал головой Трайнис.
— Виноват, — пробормотал Вадковский.
— Держись, прогрессор, — сказал Трайнис.
— За что? — слабо спросил Роман. Его мутило. Он приставил дрожащее горлышко к губам.
— За Петрова, — посоветовал Трайнис.
— Не хочу за Петрова, — заныл Вадковский, — он столкнул в пропасть Сидорова.
— Ага. Вместо парашюта дав тому слабительное.
Вадковский поперхнулся минеральной и замахал на Трайниса рукой.
— Ладно, — сказал тот, — не забудь улететь с нами, пр-рогрессор.
Трайнис исчез.
Вадковский поднял тяжелую скользкую бутыль и опрокинул над головой. Хорошо!
В соседней комнате раздались шаги и спели баритоном:
— Я встретил вас...
— И все! — трагическим басом заорал Вадковский, оживившись, ладонью смахнув капли с лица.
В комнату вошел отец.
— Как дела, Ромик? — спросил он, присев на корточки, улыбаясь и лучась морщинками в уголках глаз.
Вадковский просиял, открыл было рот, чтобы со вкусом, в красках и лицах рассказать о... Роман застыл, глядя в заинтересованное лицо отца, и чувствовал, как сначала пропадает улыбка, потом щеки деревенеют, и ушам становится горячо.
— Да так, па... — он вяло махнул рукой и отпил из бутыли, пряча глаза.
— Неужели ничего не придумали? — удивился отец.
— Ничего, — через силу твердо ответил Вадковский, глядя в пол.
— Да что с тобой сегодня? — забеспокоился отец, ероша Романовы волосы. — Купались?
— Гинтас укатал, — честно сказал Роман и скрипнул зубами.
Когда отец ушел, Вадковский снова плеснул водой в лицо. Лицо горело. «Эксперимент начинается», — подумал он и поднялся.
— Копию, — мрачно сказал Вадковский, утираясь локтем. — На листе.
Терминал выдал копию. Роман, покачиваясь, некоторое время читал текст под диаграммой, похожей на скальный излом. Он вытер лицо и шире расставил ноги для устойчивости.
«Результаты приблизительны. Обращаем ваше внимание, что раздел „прочие“ в последнее время имеет тенденцию к качественному наполнению. Следите за обновлением информации.
Данные представлены в процентах.
Туризм — 87.
Профессиональное — 12.
Свободный поиск — 0,9.
Прочие (экспириентисты, уединение от людей, моноцивилизация, аутогенезис, необъяснимые исчезновения и т.д.) — 0,1».
Аутогенеров Вадковский сразу решил не учитывать. Эти homo novus, звездные люди, неудовлетворенные не только человеческим обществом, но и самой человеческой природой, изменили свою биологическую структуру и практически покинули людей. «Лядов не автогенер по своей сути, — подумал Вадковский. — Он никогда не пойдет на это. Он слишком человек. Только человек может так держаться за прошлое».
Экспириентисты. Хотят прожить все возможные человеческие жизни, испытать все доступные ощущения, попробовать все профессии, пропустить сквозь себя все религиозные и философские системы. Для этого они максимально продлевают свою жизнь любыми доступными науке способами. Рекорд, как известно, почти четыреста лет. Они постоянно в гуще событий, постоянно перемещаются по Вселенной, не говоря уже о Солнечной системе, накапливая любые впечатления. Почти наверняка их можно встретить как в страшно скучных, — вроде Стеклянной планеты, что возле Горячей звезды, так и в чрезвычайно опасных местах, подобных Металлической планете, в незапамятные времена оторвавшейся от родного светила и дрейфующей в холодном пылевом облаке в абсолютном мраке. Мотив подобного поведения прост и спорен: больше опыта — ближе к истине. Именно экспириентисты горячо интересуются успехами решения проблем перемещения во времени, телепортации, управляемого метемпсихоза и прочей экзотикой. Понятно их желание пожить во всех эпохах, потолковать с теми, кого человечество причислило к великим посвященным. К сожалению, квинтэссенцию истины пока они человечеству не представили. «Мы многое узнали о дорогах, но не о цели» — так они говорят. И ничуть при этом не отчаиваются. Похоже, путь к цели приносит не меньше удовольствия, чем сама цель. Собственно, главная проблема, заставляющая их вести подобный образ жизни — отсутствие генетического механизма передачи личного опыта в поколениях, дабы каждый индивидуум не терял времени и не проходил заново путь, в своей основе пройденный предками еще тысячи лет назад. «Оставим рутину инстинктам» — вот еще один их лозунг.
