Принц, подтолкнув меня вокруг багажника, направился к правой дверце. Я села на пассажирское сиденье, сняла рюкзак, поставила его под ноги и крепко вцепилась в ручку дверцы, которую отпустила только для того, чтобы пристегнуть ремень безопасности. Принц уже завел мотор и теперь потянулся, чтобы включить климат-контроль на максимум. Я почувствовала, как холодный воздух быстро теплеет, и мои ноги сами потянулись к этому теплу. С включенными дворниками мы выехали с парковки.
— Ты ведь в Бриксеме живешь?
Я кивнула, и принц включил поворотник. Барабанная дробь дождя по ветровому стеклу и ежеминутные раскаты грома мешали разговору, поэтому я отвернулась и уставилась в окно. При каждом ударе молнии долина, раскинувшаяся внизу, освещалась: из темноты проявлялись поля, дома и угол поздневикторианского строения, которое принадлежало Военно-морскому колледжу. Это здание было пристанищем курсантов пусть и человеческой, но королевской офицерской школы. Картинка отпечатывалась как негатив, а потом снова пропадала во мраке.
Крутая дорога, что вела в нижнюю часть города, была пустынной, и когда мы обогнули Военно-морской колледж, пристань у парома тоже оказалась безлюдной. Причина стала понятной, когда мы подъехали к установленному на ближайшем спуске желтому знаку: из-за плохих погодных условий паром был закрыт. Принц тихо выругался.
— Попробуй нижний паром, — пробормотала я. По какой-то причине мне было тяжело с ним разговаривать.
Он озадаченно посмотрел на меня.
— Он ниже по набережной, — добавила я без особой надежды. Раз более устойчивый верхний паром закрыт, то нижний наверняка не работает.
Я оказалась права. Когда мы уже подъезжали к самой старой части города, где черно-белые верхние этажи зданий зловеще нависали над булыжной мостовой, а рыбацкие коттеджи стройными рядами обрамляли улицы, я увидела, как один из работников парома, сгибаясь под порывами ветра, уходит со своего поста. Едва различимые на бушующей реке огни парома удалялись в сторону понтона.
Принц вздохнул:
— Значит, остается только объезжать по дороге. Тебе придется подсказывать мне, как ехать. — Я кивнула, и он продолжил: — Обычно возле Тотнеса я сворачиваю в сторону Дартмута. А в Торбее я еще не был.
Он замолчал, и я краем глаза увидела, что он смотрит на меня. Я понимала, что нужно поддержать разговор, но упорно продолжала молчать.
Мы поднялись на холм, и я вновь поймала на себе его взгляд. Он открыл рот, но снова его закрыл. А потом, видимо, решился возобновить разговор:
— Я живу у тети с дядей. Ты знаешь их как Их Королевское Высочество герцога и герцогиню Виктория, не так ли? — В его тоне звучал неприкрытый сарказм. Он предпочитал обходиться без титулов, но мой случай, разумеется, был исключением. — Они купили поместье на пустоши недалеко от Принстауна. Когда я узнал об этом, то решил не упустить такую возможность. Мне всегда хотелось учиться в Англии, к тому же Австралия стала просто невыносимой из-за засилья папарацци. Я знал, что здесь тихо и что ты учишься в Кейбл. Мне показалось, что это отличный вариант, поэтому мы запретили медиа сообщать любую информацию о нашем местоположении, а при дворе распространили слух, что я возвращаюсь в Сидней. И вот я здесь — без охраны и без папарацци.
Я кивнула.
Пока я была в Лондоне, то действительно не слышала ничего об их переезде. Видно, им очень уж хочется тишины и покоя, раз даже по сарафанному радио ничего не просочилось.
Хотя я, конечно, знала, что рано или поздно все выплывет. Эта бомба с часовым механизмом тихо тикала, но когда время истечет, меня тоже зацепит.
И снова я почувствовала, что он пытается начать разговор, но не была уверена, как отвечать. Все, что мне действительно хотелось сказать ему, не просто нельзя было озвучивать, оно граничило с изменой.
— А ты живешь здесь из-за родителей, — сказал он утвердительно, это не было вопросом.
Он снова замолчал. Я понимала, что, сделав над собой небольшое усилие, могла бы нарушить повисшую тишину, однако продолжала бездействовать.
Сейчас мне казалось невероятным, что в свои двенадцать я без труда поддерживала беседу с людьми любого ранга, даже не задумываясь. Это умение было в моей крови с самого рождения. Но в этот момент языки, которыми я владела, путались и я не могла сказать ни слова.