Это песнь древняя, привезенная казаками с отдаленной родины. Есть и более любопытные образчики связи Черноморья с днепровской украйной. Мне пришлось от брата слышать сатирическую песню о приключениях другого Грицька:
Був Грицко мудрый родом с Коломыи,
Та учився добре на филоэофии.
Пьятнадцать лит Псалтирь мсмрив,
А на шестнадцатый выучив увись.
Эта песня явно галицкая, так как нигде нет другой Коломыи, кроме Галиции. Сатира рассказывает, как Грицько, совсем одуревши от своей науки, громко декламировал по-латыни и перепугал этим свиней, которые разбежались. Старый отец освирепел:
Бачивши батько Грицькову причину —
Чсрк его зараз за чесгну чуприну;
«Оце тоби по латыни,
Щоб не ганяв чужи свини».
Но в Черноморье были не только старые песни. Создавались и новые, как «Ганзя». Ее сочинил бывший атаман войска генерал Кухаренко, как мне передавала его родная дочь, Анна Яковлевна Лыкова. Эта очень популярная песнь восхваляет красоты некоей Ганзи:
Ганзя рыбка, Ганзя птичка,
Ганзя цаца, молодичка,
Ганзя розовый квиточск,
Брови тонки, як шнурочек.
Я, впрочем, слишком заговорился о малорусской песне. Возвращаюсь к Ейску.
Расчеты Рендовского на то, чтобы отшлифовать своих питомцев по общерусскому фасону, до известной степени оправдались, но нужно сказать, что гимназисты из казаков все-таки остались верны своему родному языку. Отец довольно хорошо сошелся с Рендов-ским, которого русификаторские тенденции вполне одобрял. Из других же учителей мы познакомились еще с инспектором Ананием Даниловичем Пузыревским, который преподавал также историю. В то время, вероятно стараниями Рендовского, и в войсковой гимназии стало являться все больше учителей новой школы, которые старались заинтересовывать учеников, объяснять им смысл исторических событий и т. д. Но Ананий Данилович, хороший человек и умный инспектор, принадлежал к отживающим старым типам учи телей. От учеников он больше всего требовал знания хронологии и сам славился как живой справочник всех годов каких бы то ни было исторических событий. Спроси его любой год — он сейчас скажет. Но гимназисты, проникавшиеся уже новым духом преподавания, относились к этакой учености уже насмешливо и обращались со справками к Ананию Даниловичу только в шутку. С другими учителями у нас не завязалось знакомств, потому что нам пришлось уезжать из Ейска.
Володю оставили в гимназий пансионером. В то время пансионеры платили за все содержание, костюм и учение всего сто двадцать рублей. Времена были дешевые. Митя Рудковский тоже отдан был в пансион, потому что Рудковские, по странной случайности, тоже переезжали туда же, куда и мы, — в Темрюк.
Отец, как я выше упомянул, был назначен исправляющим должность главного доктора в Темрюкский военный госпиталь. Рудковский же, служивший в таможне, был переведен на такое же таможенное место. Но ехали мы отдельно; я нс знаю, кто двинулся в путь раньше.
Нам предстоял длинный путь, верст почти до трехсот, считая со всеми крюками и извилинами, хотя мы поехали не столбовой дорогой на Екатеринодар, а проселком, прямо на Темрюк. Сборы были большие. Нужно было взять очень много вещей, а стало быть, отобрать их и уложить. Двинулись целым маленьким караваном. Для нас, то есть для семейства, соорудили большой, прочный и — просторный фургон, разумеется крытый, внутри которого устроен был ящик для провизии и всяких вещей, служивший также и для сидения. Другой ящик находился под козлами кучера. Третий торчал сзади фургона, а в самом фургоне понаделано было несколько карманов. Все эго было битком набито дорожными вещами. Под козлами кучера находился целый арсенал разных инструментов, которые могли понадобиться в дороге: топор, молоток, клещи, пилка, напильники и т. п. Приходилось думать о поломках экипажа. Нужно было иметь под руками все, что требовалось для починки. Дно фургона было набито сеном, сверху закрытым ковром. Кроме того, забрали целую груду подушек и одеял. Вообще устроились мягко и уютно, хотя в тесноте. Прочие вещи везли на нескольких возах, нанятых на весь переезд. Ехали мы не на почтовых лошадях, а на своих собственных и нанятых. Народу было много, считая возчиков и прислугу. Взяли мы с собой и нашего общего любимца — ценную собаку Орелку. Это был крупный пес, очень умный, который в Ейске соорудил себе целую квартиру: выкопал просторную яму, которая загибалась под землей, и тут прятался от дождя, зимнего мороза и летней жары, тут же сохранял разные свои драгоценности: кости, куски хлеба и т. п.
