Он часто рассказывал разные анекдоты из своей жизни. Любил при случае сообщить какие-нибудь новости из придворной жизни. Тогда пришлось мне услышать несколько рассказов о маленьком Наследнике, который проявлял ранние способности, но также чрезвычайную требовательность почтения к себе. Говорят, что дядька, матрос Деревенько, приставленный к нему и умевший привязать к себе мальчика, внушал ему мысли о царском величии и самовластии. Однажды маленького Алексея несли, завернутого в простыню, из ванны, и по дороге с ним встретился какой-то министр, который не обратил на него внимания. Ребенок запротестовал, почему тот ему не поклонился, и министр должен был извиниться. Другой раз Наследник сидел, кажется, с учительницей за столом, и проходивший министр также не заметил его. После этого через комнату проходил Николай II, и ребенок тотчас пожаловался ему на невежливость министра. Когда Император вышел к ожидавшему его министру, то первым делом спросил его: «Что это у вас вышло с Цесаревичем?» Министр не понимал, в чем дело, и когда Царь сказал ему о жалобе Наследника, тот, конечно, мог только рассыпаться в извинениях, уверяя, что не поклонился только потому, что совершенно его не заметил. А Царь произнес: «Да, он вам будет не я!» Еще раз маленький Алексей обратил внимание на какого-то придворного, который ходил во дворце постоянно с палкой. Ему объяснили, что тот страдает подагрой, у него болят ноги. Мальчик задумался и сказал: «А у нас тоже есть палка: Петра Великого… Я ее видел в его комнатах». Кто его знает, что у него роилось в голове при таком размышлении.
Не ручаюсь, чтобы все это я слышал именно от Богдановича. Но помню, что именно он рассказывал еше один случай. Однажды Наследнику вместо его любимца Деревенько дали почему-то другого дядьку, и мальчик был этим очень недоволен. Он дулся на нового приставника. Тот, однако, успел угодить ему и развеселить его. К вечеру мальчик уже подружился с ним и, идя спать, важно заявил ему: «Ну, я жалую тебя в Деревенько».
Многие из таких рассказов я уже и позабыл. Все они рисовали в маленьком ребенке какую-то властную натуру. Не вовремя он родился, опоздал на доброе столетие.
Об остальных обитателях Царскосельского дворца мало разговаривали в те времена. Там жили тихо и незаметно. Придворная жизнь как-то стушевалась и совершенно перестала быть средоточием даже великосветского мира, как, по преданиям, было в старину. А когда о дворце заговорили, то стало уже совсем нехорошо, и преданным Царю пришлось помалкивать о царскосельских делах. Начала все более развиваться история Гришки, то есть, иначе, Григория Ефимовича Распутина-Новых. Природная фамилия этого мерзкого существа была Распутин, и недовольный такой кличкой по шерсти он ее официально переменил на Новых. Однако публика не приняла этого новшества, и он остался для всех тем, чем был, — Распутиным.
Он был представлен Царице, говорят, епископом Феофаном (бывшим инспектором Петербургской Духовной академии). Феофан был личностью чрезвычайно чистой нравственно и в некоторых отношениях очень учен. Он был также глубоко религиозен, и именно на мистической почве. В академии он отстаивал перед профессорами учение Григория Паламы о Фаворском свете, стремился к единению с Божеством, жил строжайшим аскетом, и о нем говорили, что он непрестанно творит Иисусову молитву. Я его видел только раз в академии, желая ознакомиться с этим человеком, которого называли чуть не святым. Но я увидел только человека непобедимо молчаливого. Не на минуту, а на несколько минут погружался он в молчание при моих стараниях втянуть его в разговор. Казалось, он готов был просидеть молча хоть целый час, и я ушел наконец с чувством полного недоумения. Как он попал к Царице — не знаю. Знаю, что это не нравилось митрополиту Антонию, который добивался от Феофана узнать, о чем он беседует с Царицей, но Феофан отказался начисто отвечать, как бы зачисляя свою беседу в тайну исповеди или старчества.
Гришку же Распутина Феофан узнал, кажется, в Казанской академии, где этот безграмотный авантюрист, говорят, из хлыстовской секты, умел как-то выставлять себя необычной мистической силой. По-видимому, он и обладал большими способностями гипнотизера и магнетизера. Имея свою главную квартиру в Сибири, в своем родном селе, Гришка шлялся по многим местам России, в том числе в Петербурге. Феофан, говорят, и провел его к Царице.
