Первым делом я разузнал, как разыскать Дегаева, и, помнится, в этот же день повидался с ним. Но о Дегаеве я уже рассказал в предыдущей главе. Что касается Чайковского, то оказалось, что он с семьей живет за городом, довольно далеко, но каждый день приезжает в Лондон на службу, и ему нужно дать знать о моем приезде. Служил он в каком-то Электрическом обществе и занимал хорошую должность. Его приятель служил тоже в этом обществе, только в другом отделении. Условившись о свидании с Чайковским и расспросивши о путях сообщения по Лондону, я посвятил остаток свободного времени на осмотр города.
Еще в гостинице мне сообщили, что самая удобная для меня часть Лондона — это Пикадили. Есть и улица Пикадили, но вообще это название носит целый квартал. Это, так сказать, французская часть города. В ней много французских магазинов, есть и французские рестораны — впрочем, с английской кухней. Квартал Пикадили мне очень понравился. Хотя большинство населения и магазинов в нем английские, но французы наложили на него свой отпечаток. Лондон вообще некрасив, угрюм и грязен. В Пикадили все гораздо чище и изящнее. Даже воздух там кажется прозрачнее, вероятно, потому, что вывески чаще подкрашиваются и поддерживаются в более ярких цветах. В мрачной лондонской атмосфере, пропитанной дымными туманами, все чрезвычайно быстро чернеет. Там даже крахмальные рубашки нужно менять два-три раза в день. Знаменитый собор Святого Павла, выкрашенный в белый цвет, похож на какую-то зебру, так как все части стен, более подверженные действию ветров, превратились в черные полосы на относительно белом фоне. Вывески по улицам тусклы, иногда совсем почернели, а
М*
для того чтобы они были сколько-нибудь красивы, их нужно подкрашивать очень часто. Вероятно, в Пикадили так и поступают.
Эта черноватая туманность, придающая Лондону такой мрачный вид, происходит от соединения двух условий: сырого воздуха и массы фабричного дыма. Частички дыма обволакивают частички паров, и из этого смешения образуется тяжелое, грязное облако, лежащее над землей и с трудом сдуваемое ветром. Я был в Лондоне о светлое, по-тамошнсму, время, так что несколько раз видел красный диск солнца, однако и при мне туман несколько раз мешал находить дорогу на улицах. А лондонцы говорят, что когда наступает настоящий туман, то на улицах не видно экипажей и на тротуаре человек пропадает из виду уже в двух шагах. Ольга Алексеевна Новикова>35 рассказывала мне, что однажды она была застигнута таким туманом на какой-то большой улице. В руках она держала сумочку. Вдруг протянулась неведомо откуда рука, выхватила у нее сумочку и снова бесследно исчезла во мгле.
В относительно очень светлое время я выходил на Темзу — посмотреть на великую английскую реку, и можно сказать, немного увидал. Правда, был смутно заметен даже противоположный берег — а Темза гораздо шире Невы, — но трудно было что-нибудь рассмотреть. Разные суда, копошившиеся по реке, были видны тоже плохо, да и сама Темза имела вид какого-то тяжелого, гигантского стока помоев.
В сравнительно хорошую погоду я осматривал также знаменитые лондонские парки — Гайд-парк, Риджентс-парк, Виктория-парк. Они, конечно, очень велики, но мне кажется, берлинский Тиргар-тен и венский Пратул не меньше. Красивее всего мне показался Виктория-парк, в котором деревья посажены редко и масса зеленых пятен, так что весь он светлее прочих. О Риджентс-парке ничего особенно сказать нельзя — он, по мне, хуже всех. Но Гайд-парк, во-первых, огромен и представляет какой-то сплошной лес, окружающий змеей извивающееся озеро, или пруд Серпантин. Здесь же, в Гайд-парке, круг для прогулок на лошадях в экипажах. В часы прогулки около круга вечно теснится толпа зрителей. Этот круг очень длинен и обставлен барьером, образуя нечто вроде улицы или бульвара, по которому медленно движется непрерывная вереница или, скорее, толпа экипажей и всадников. Тут всевозможных сортов лошади, крупные скакуны, пони, всевозможные кавалеры и дамы, старики, молодые. Но двигаться в такой тесноте они могут только шагом, так что, в сущности, прогулка не дает, мне кажется, ничего приятного. Разве только людей посмотреть и себя показать. Но лондонцы любят и ежедневно наполняют лошадиный круг Гайд-парка.
