— Подождите, пожалуйста, — попросил ее Пролович.
— Так можно или нет? — переспросил незнакомец.
— Можно. Однако, для этой цели есть регистратура, там вы должны были отметиться и лишь затем вас бы направили на прием к врачу. И почему, кстати, вы решили прийти именно ко мне? У нас здесь много врачей и довольно жесткий график! — недовольно заметил Пролович.
— Но у меня зуб очень сильно болит! — заявил незнакомец тоном человека, не терпящего возражений.
— Однако же… у нас на этот случай… — Сергей не успел договорить, потому что незнакомец сам вошел в кабинет.
Не желая оставлять его одного с женщинами, Пролович вошел следом и плотно прикрыл дверь под возмущенный ропот больных.
Почти тут же раздался крик Лиды. Сергей рванулся вперед и увидел, что незнакомец схватил Санееву за запястье левой руки.
— Что это такое? — возмущенно вскричал Пролович и попытался освободить медсестру, но странный посетитель уже и сам освободил ее руку и хладнокровно пояснил врачу:
— Она очень красивая.
— И для этого вы сюда пришли?! — вскипел Сергей.
Лида зашла за его спину и оттуда испуганно поглядывала на незнакомца.
— Я пришел лечить зубы.
— Тогда садитесь в кресло и не морочьте мне голову! И чтобы больше никаких хулиганских выходок! Ваша фамилия?
— А зачем вам? — незнакомец улыбнулся странной улыбкой.
— Затем, что у нас принято записывать больных, которые к нам обращаются.
— Тогда запишите…
— Ну?!
— Клименчук Петр Васильевич, — неуверенно произнес незнакомец, словно все еще сомневаясь, стоит ли называть свою фамилию. Сергей еще раз взглянул на Клименчука и заметил небольшую родинку в левом углу губ. «Наверное, бриться мешает», — машинально подумал Пролович и попросил назвать место жительства.
— Проспект Фрунзе, восемьдесят, квартира три.
— А корпус? — спросил Прокопович, потому что тоже жил на Фрунзе, восемьдесят, но в пятом корпусе.
— Корпус? — несколько удивленным тоном спросил Клименчук.
— Ну да. Там несколько корпусов, я ведь тоже там живу! — резко заметил Пролович и пристально посмотрел на Клименчука:
— Корпус три.
— Почти соседи. Садитесь в кресло.
Клименчук пожал плечами и грузно плюхнулся на указанное место. Сергей включил лампу и сел рядом. Его сразу же поразило, что лицо Клименчука в ярком свете приобрело синеватый оттенок, а белки глаз стали желтыми, словно у человека, заболевшего болезнью Боткина.
— Откройте рот.
Клименчук открыл рот, и Сергей заглянул внутрь. Внимательно осмотрев оба ряда зубов, Пролович не нашел ничего кроме пустяковой дырочки в правом верхнем резце.
— И где же у вас так сильно болит? — спросил Сергей, вновь заподозрив что-то неладное.
— Вот тут, — Клименчук засунул в рот палец и тронул один из нижних коренных зубов, сбоку которого стояла старая пломба.
— Под пломбой, что ли?
— Угу.
Сергей взял зеркальце и внимательно осмотрел указанный зуб со всех сторон. В самом конце осмотра металлическая палочка неловко повернулась в руках и зеркальце оказалось развернутым к глотке. «Сейчас запотеет», раздраженно подумал Пролович и вытащил зеркальце наружу. Но оно оказалось идеально чистым, и Сергей с удивлением повторил все еще раз. Зеркальце вновь осталось чистым. В первый раз Пролович решил, что влага просто-напросто испарилась, но теперь Сергей специально вытащил зеркальце быстро и капли влаги непременно должны были остаться еще пару секунд. «Может, он не дышал в тот момент?» — предположил Сергей и в третий раз повернул зеркальце во рту Клименчука тогда, когда тот сделал выход наверняка. Зеркальце было сухим. Пролович попробовал зуб указательным пальцем:
— Больно?
Клименчук кивнул головой.
— Тогда надо сделать снимок — внешне не видно никаких признаков, но под пломбой вполне мог развиться воспалительный процесс. Сейчас вам сделают обезболивающий укол и вы сходите в соседний кабинет и сделаете там снимок, пояснил Сергей, а сам отметил про себя еще одну странность: его палец, находясь во рту, совершенно не ощущал тепла, словно температура там была не выше, чем в комнате.
— Хорошо, — согласился Клименчук, еще раз пристально взглянул на Санееву и вышел из комнаты.
Почти тут же в кабинет вошла крикливая бабка. Сергей вспомнил, что не сказал Клименчуку, что делать дальше и хотел было его догнать, но потом решил, что «будет слишком много чести» и остался в кабинете.