– Погоди, напиться мы всегда успеем... Давай сначала соберем всех. Может, кто-нибудь что-нибудь и подскажет. Да, кстати, как ты себя в качестве новоиспеченного фашиста чувствуешь?
– Да ничего вроде... А что?
– Ты смотри у меня! И держись, если при виде еврея или коммуниста найдет на тебя что-нибудь некультурно-варварское! Ты же мент с большой буквы!
– Да меня на них не очень-то и тянет. Может, не действует еще "Бухенвальд". Или обстановка не та.
* * *
Через десять минут все население замурованного подземелья собралось в центральной комнате. Митрохин с Бельмондо хотели было выступить с обращением, но были моментально оттеснены в сторону изголодавшимися по слову коммунистами. Тех, в свою очередь, оттеснили национал-социалисты, полная и безоговорочная победа которых как-то незаметно была узурпирована жириновцами, которые сразу потребовали удалить Митрохина и Бельмондо из зала заседаний. Недоуменно покачав головой, капитан выстрелил в потолок и в наступившей тишине объявил о полном запрете на три дня всех политических партий и течений.
Когда партии рассеялись и течения приостановились, Митрохин задал единственный вопрос:
– Знает ли кто-нибудь о существовании хоть какого-нибудь выхода отсюда на волю?
– Я кое-что знаю! – подняла руку Диана Львовна. – Один из старших охранников говорил, что на тот берег Клязьмы из "Волчьего логова" ведет подземный ход Маловероятно, чтобы этот ход не соединялся с нашим этажом.
– Конечно, соединяется! – раздался из динамика ехидный голос Худосокова – Подойдите к торцовой стене в комнате художника, и вы увидите дверь, прямиком ведущую в этот ход. Но скажу сразу, что дверь эта сделана из стальной плиты толщиной в дюйм, а кнопка, ее открывающая, давно мною заблокирована. Пятнадцать минут назад я также собственноручно блокировал запасную лестницу на первый этаж. Так что, уважаемые заключенные, забудьте о бренной свободе и гуляйте на здоровье!
– А есть еще какой-то подземный бассейн, соединяющийся с Клязьмой, – зашептала Диана Львовна на ухо Митрохину после того, как в комнате воцарилась тишина.
Взглянув ей в глаза, капитан понял, что эту ночь они проведут вместе. И ему сразу стало жалко свою крикливую, но заботливую жену Зиночку. А Бельмондо, взглянув на них, понял, что ему придется до конца своей жизни (целых два с половиной дня!) заниматься тривиальным сексом с одной только бесхитростной Вероникой.
Митрохин похвалил Диану и задумался над ее словами, а также над целесообразностью сохранения в создавшихся условиях супружеской верности. В это время к нему подошел один из белохалатников и, заговорщицки улыбаясь, сказал:
– Меня зовут Джордж Циринский. Вы понимаете?
– Понимаю... Ну и что?
– Нет, молодой человек, вы ничего не понимаете. Меня зовут Циринский, и в молодости я работал в клинике знаменитого профессора Розенкранца.
– Ну и что?
– Это значит, что я был, кхе-кхе, весьма хорошим хирургом. Теперь вы понимаете?
– Нет, – недоуменно пожал плечами капитан. – Ничего не понимаю, хоть убей.
– Ну конечно! – покровительственно улыбнулся Циринский. – Конечно, вы переутомились и нуждаетесь в постоянном наблюдении хорошего врача. И я предлагаю вам свои скромные услуги. В качестве доказательства лояльности я пришью вам на место то, что отрезали некоторые хамы. Я уже подготовил чистую операционную и инструменты... И если, паче чаяния, вы мне не доверяете, можете пригласить вашего друга, так похожего на великого Жан Поля Бельмондо...
Митрохин подозвал Бельмондо и рассказал ему о предложении Циринского.
– А что? Пусть пришивает! – пожав плечами, ответил Борис. – А если что не прирастет или отвалится, я ему такое "дело врачей" устрою, мало не покажется.
* * *
Через час капитан был успешно прооперирован. Когда он пришел в себя после наркоза, над ним склонился улыбающийся Циринский и, поздравив с более чем успешной операцией, сказал, что Митрохин поступит мудро, если поручит ему с коллегами по лаборатории найти за два дня способ выбраться на свободу.
– Нам вполне по силам создать за несколько дней маленькую бомбу, – скромно улыбаясь, сказал Джордж. – И разнести на мелкие кусочки клязьминскую сторону дома...
