– Прорезался Худосоков, – пробормотал Баламут, деловито разливая коньяк по рюмкам... – Опять что-то затеял.
– Похоже, ты доволен? – спросил я. – Опять вечный бой? Опять покой нам только снится? А может быть – ну его на фиг? Займемся своими проблемами? Женимся на молодухах, детишков наплодим? А, Ольга? Как ты на это смотришь?
Понял... Трезво смотришь.
– На это у нас нет денег, – вздохнул Бельмондо. – Все у наших баб осталось.
– Да нет, есть немного, – улыбнулся я. – Евгений Евгеньевич запасливым был, прикопил кое-что на черный день... Хватит нам на пока. А потом найдем какой-нибудь заброшенный золотой рудник или шахту, набитую долларами...
– А может быть, затонувший галеон с пиастрами? – мечтательно протянул Баламут. – Где-нибудь в теплой Вест-Индии. Белый песок, пьяные пальмы, бирюзовое море и...
– И толстые податливые мулатки с худенькими квартеронками, – просиял Бельмондо. – Хоть сейчас поехал бы.
И в это время мы услышали осторожный, но настойчивый стук во входную дверь.
– Худосоков, – побледнел Бельмондо. – Я чувствую – это Худосоков.
Но это был не Худосоков. Эта была довольно смазливая соседка в бигуди, давно интересовавшаяся обилием мужчин в обычно пустовавшей квартире.
Мы перепоручили ее Бельмондо, а сами стали решать, что нам делать дальше. Но ничего путного придумать не могли, а единственным предложением было предложение Баламута дать в газеты объявление типа "Ленчик! Жду тебя по пятницам с 18.00 по 20.00 в сквере у Большого театра. Твой Борис Бельмондо".
И вот, когда я уже подумывал, как и где пристроить своих друзей, ставших бомжами, с тем чтобы начать, наконец, банальную семейную жизнь с Ольгой – с омлетами утром по выходным, походами на неотличимые один от другого дни рождения, мелкими ссорами и тривиальным сексом, – Ольга уцепилась за тонюсенькую ниточку.
– Вы помните тот момент, когда Аль-Фатех предложил Жене выбрать место для нашей казни? – спросила она задумчиво.
– Да, помню, – улыбнулся Баламут. – Черный еще обрадовался: "В Болшеве, на левом берегу Клязьмы".
– Так вот, я смотрела тогда на Худосокова. И когда Черный ответил, Ленчик резко, очень резко повернул к нему голову, и в глазах у него я увидела удивление, смешанное с тревогой.
Ольга, сидевшая рядом со мной, немного помолчала и, ни к кому не обращаясь, сказала:
– Черный, у нас с тобой ребеночек будет.
Я резко повернул голову и уставился в ее смеющиеся глаза.
– Вот так примерно он и посмотрел на Черного! – залилась смехом девушка. – Ну, точь-в-точь!
И, обняв меня, проворковала:
– Успокойся, милый, я пошутила.
– Ну и шутки у вас, сударыня! Ты же знаешь, что я готов батальон от тебя родить.
– А я... не готова!
– Я хорошо помню эту реакцию Худосокова, – проговорил Коля, отводя от нашей с Ольгой почти семейной идиллии полные зависти глаза. – Я еще подумал, что с этим местом у него что-то связано.
– А я ничего не подумал, – вздохнул я, все еще досадуя на Ольгу. – В тех местах полно активистов РНЕ. Вот он и встрепенулся. Но давайте, съездим в те края, посмотрим.
– По жене соскучился? – усмехнулась Ольга. – По той, которая Вера?
– А что по ней скучать? Я сейчас и не представляю, как с ней жил. Чужой человек. Всего добилась, но осталась с носом. Видел ее как-то глазу не за что зацепиться. Одно от нее у меня осталось...
– Прядь волос! – догадалась Ольга. – Глухими ненастными ночами ты над ними рыдаешь.
– Нет, понимание того, что очень часто в душе добреньких и приветливых – лед.
– А у многих грубиянов душа нежная, – закивала Ольга. – Пошло это. Я сама хорошо помню, что по головке меня гладили одни грифы-падальщики, а помогали только хамы и грубияны вроде вас. Но я в отличие от тебя быстро поняла, что не надо путать воспитанность с душевной отзывчивостью. Опять ты, Черный, нас с панталыку сбил.
Так кого мы в Болшево пошлем? Может быть, все вместе прокатимся?
– Не надо туда всем вместе ехать, – поморщился Баламут, вспомнив, видимо, свою весьма воспитанную Наташу. – Надо одного послать.
Черного там все знают, опять-таки дочка у него там живет – думать о ней будет. Ты, Ольга, слишком красива – тебя каждый приметит и запомнит. У меня плохое настроение – я обязательно напьюсь в электричке. Остается Бельмондо.
