– Вы, молодой человек, ее совсем не знаете.
Они же с Вероникой, извините...
– Всех хозяев твоих ублажали? Знаю все.
– Ну, если вы так переживаете, молодой человек... Я могу вам кое-что предложить...
– Что? – встрепенулся капитан.
– Вывих тазобедренного сустава, извините.
– Не понял...
– Я могу путем искусственных вывихов существенно уменьшить ее тазобедренные габариты...
И вы протащите ее через трубу на буксире.
– Да? – обрадовался капитан. – Спасибо. Но что на это скажет Диана Львовна? Надо бы посоветоваться с нею.
– Конечно, конечно, молодой человек! Вы идите советуйтесь, а я полезу лаз измерять, – сказал Циринский и, перекрестившись по-православному, полез в бассейн.
Через минуту бедный Циринский вынырнул из воды и с круглыми от страха глазами стал что-то кричать. Не без труда сложив его разрозненные слова в предложение и удалив из него междометия и многочисленные "Fuck you!", капитан понял, что первопроходец наткнулся в трубе на голые ступни Бельмондо.
– Твою бога душу мать... – пробормотал он, мысленно провожая на небеса полюбившуюся ему душу Бориса.
Бросив смущенно-оценивающий взгляд на свой исполосованный свежими шрамами живот, он полез в воду. Подойдя вплотную к все еще взбудораженному Циринскому, он несколько секунд удивленно рассматривал его в свете фонарей столпившихся у бассейна товарищей по несчастью. Смотреть было на что – с левой стороны у личного врача Митрохина торчало два уха. Поняв в чем дело, капитан осторожно снял с подрагивающей головы Циринского выбеленный водой лоскут кожи со старательно обглоданной ушной раковиной (весь бассейн был полон полуразложившихся фрагментов рыбьего корма, то бишь худосоковских покойников) и, вручив его врачу, нырнул в подводный канал.
Подобравшись к Бельмондо, Митрохин схватился за его ступни и начал тащить на себя. Но после первой же попытки, к вящему удивлению все повидавшего на свете капитана, труп начал довольно резво лягаться.
"Щекотки, наверно, и мертвецы боятся", – подумал Митрохин, вспомнив школьные опыты с лягушачьими лапками и электричеством. И подался назад, в бассейн, отдышаться.
Хотя труп Бельмондо по-прежнему продолжал лягаться, настроившийся на результат Митрохин вытащил его с третьей попытки. Вынырнули они из воды одновременно.
– Дурак в тряпочке! – сказал Бельмондо, отдышавшись, и помахал ножовкой по металлу перед лицом капитана. – Я там прутья пилю, а он за ноги меня тащит... Идиот!
– Так тебя целых полчаса не было! – с трудом выдавил Митрохин, все еще ошарашенный неожиданным воскрешением Бориса. – Я думал, ты утонул!
– Дык я и утонул. Почти. Когда уже с мамкой прощался, снаружи кто-то в маске появился. И тут же выплюнул загубник и мне передал. Потом продавил меня ногами внутрь, ножовку сунул и исчез...
– А кто это был? Кто-нибудь из наших?
– Не знаю. Вода взбаламучена, ничего почти не видно... Но мне показалось, что это был Черный.
– А почему он ножовку тебе сунул? Почему сам не пилил?
– Да, плохо быть глупым. Мент ты и есть мент!
И мозги у тебя ментовские. Речка-то неглубокая.
Берег хоть и зарос травой и камышом, но из дома Худосокова засечь аквалангиста запросто можно.
Как подводную лодку в степях Украины.
– Сам ты дурень! – совсем не рассердился Митрохин. – А много напилил-то?
– Там уже один прут почти отпилен был.
Минут сорок еще надо. А может, час.
– Да за час я вагон перепилю!
– Одним полотном? Запасного-то нет, вот я и не спешу. Ладно, покедова! Из разговора плова не сваришь – нужны рис и мясо... – И перед тем, как исчезнуть под водой, он пообещал:
– Перепилю – вернусь!
* * *
Бельмондо перепилил прутья за сорок пять минут. Первым, естественно, для геометрических измерений, пошел главный менеджер. Когда он был в самой середине лаза, сверху упала тяжелая чугунная заслонка и перерубила его надвое. Верхняя половина Джорджа Циринского по инерции все же выбралась наружу и умерла в буйно-зеленых подводных тропиках, таинственно освещенных ярким полуденным солнцем.
