Голова мальчика едва заметно кивнула. Он спал. Он видел сон. Сном был кошмар. Кошмаром было происходящее.
Сквозь сон он услышал выкрик отца:
— Леди! Джентльмены!
Разрисованный Человек сжал кулак. Портрет Уилла, затерянный в нем, был раздавлен, как цветок.
Уилл скорчился.
Винтовка упала.
Чарльз Хэлоуэй сделал вид, что ничего не заметил.
— Я и Уилл в качестве моей здоровой левой руки хотим сделать один и только один самый опасный, подчас смертельный трюк с пулей!
Аплодисменты. Смех.
Пятидесятичетырехлетний привратник, словно сбросив несколько лет, быстро и ловко положил винтовку обратно на дрожащее плечо сына.
— Ты слышишь меня, Уилл? Слушай! Это для нас!
Мальчик слушал. Мальчик успокаивался.
Мистер Дак опять сжал кулак.
Уилл слегка задрожал.
— Мы попадем в самое яблочко, не так ли, сынок! — сказал отец.
Зрители одобрительно засмеялись.
А мальчик вдруг успокоился, ощущая на плече винтовку, а мистер Дак все сильнее стискивал покрытое персиковым пушком лицо, нарисованное на ладони, однако это больше не действовало, мальчик оставался спокоен среди смеха, который разливался вокруг, и тогда отец, придерживая приклад винтовки, громко сказал:
— А ну-ка, покажи свои зубы, Уилл!
Уилл растянул губы в улыбке, показывая зубы старухе, стоявшей около мишени.
Кровь отлила от лица Ведьмы.
Теперь и сам Чарльз Хэлоуэй улыбался во весь рот.
Словно стужа сковала Ведьму.
— Ну, парень, — сказал кто-то в толпе, — да это просто здорово. Гляди, как испугалась! Смотри!
Я-то вижу, думал отец Уилла. Его левая рука беспомощно висела, а правая касалась пальцем спускового крючка винтовки; он прицеливался, пока сын твердо держал ствол, направленный в лицо Ведьмы. И вот наступил последний миг, и в патроннике была восковая пуля, но что могла сделать восковая пуля? Эта пуля испарится в полете, какая от нее польза? Зачем они здесь, что они могут сделать? Глупо, глупо!
Нет! — подумал отец Уилла. — Стоп!
Он отбросил сомнения.
Он почувствовал, что губы беззвучно произносят слова.
Однако Ведьма услышала все.
В угасающем хохоте толпы, прежде чем согревающий звук смеха пропал полностью, он произнес эти слова одними губами.
«Лунный полумесяц, которым я пометил пулю, вовсе не полумесяц».
«Это моя собственная улыбка».
«Я зарядил винтовку моей улыбкой».
Он произнес это один раз.
Он ждал, пока она поймет.
Затем он еще раз повторил свои слова.
И секундой раньше, чем Разрисованный Человек разгадал движения его губ, Чарльз Хэлоуэй слабо воскликнул: «Держи!», и Уилл задержал дыхание. Вдали, запрятанный среди восковых фигур, сидел Джим, и слюна капала с его подбородка. Притянутая ремнями к электрическому стулу, ни живая, ни мертвая мумия сдерживала зубами гудящую энергию. Рисунки на теле мистера Дака корчились от боли, залитые болезненным потом, когда он в последний раз стиснул кулак, но было слишком поздно! Совсем спокойный Уилл задержал дыхание, поддерживая винтовку. Совсем спокойно его отец сказал: «Сейчас». И выстрелил.
48
Один выстрел!
Ведьма со свистом вздохнула.
Вздохнул Джим в Музее восковых фигур.
И спящий Уилл.
И его отец.
И мистер Дак.
И все уроды.
И толпа.
Ведьма завопила.
Джим, сидевший среди восковых манекенов, выдохнул из легких весь воздух.
Уилл пронзительно закричал и проснулся.
Разрисованный Человек со злобным громким криком выдохнул воздух и поднял руку, чтобы остановить события Но Ведьма упала. Она упала с подмостков. Она упала в пыль.
С дымящейся винтовкой в здоровой руке Чарльз Хэлоуэй медленно выдохнул, ощущая каждую частицу воздуха, выходившую из легких. Он все еще смотрел через прицел на мишень, где только что была женщина.
Стоя на краю помоста, мистер Дак смотрел на вопящую толпу и прислушивался к выкрикам.
— С ней обморок…
— Нет, она просто поскользнулась!
— Она… застрелена!
Наконец, Чарльз Хэлоуэй подошел и встал рядом с Разрисованным Человеком, посмотрел вниз. Противоречивые чувства отразились на его лице: удивление, тревога, даже испуг, и некоторое странное облегчение и удовлетворение.
Женщину подняли и уложили на подмостках. Ее рот застыл в беззвучном крике, и лицо было таким, словно она радовалась тому, что произошло.
