— Знаю, четвертый дом, но…
Джим, засунув руки в карманы, насвистывая, не торопясь пошел по улице, Уилл рядом с ним. Подойдя к дому мисс Фоли, они посмотрели вверх.
В одном из слабо освещенных окон кто-то стоял.
Мальчик лет двенадцати, не больше.
— Уилл, — сдавленно вскрикнул Джим, — этот мальчик…
— Ее племянник?…
— Племянник, черта с два! Отвернись. Может, он умеет читать по губам. Иди помедленней. До угла и обратно. Видишь его лицо? Его глаза, Уилл! Глаза не меняются с возрастом, они одинаковые, хоть у молодого, хоть у старого, у шестилетнего или у шестидесятилетнего! Лицо мальчика, это да, но глаза мистера Кугера!
— Нет!
— Да!
Они остановились, чтобы немного успокоить бешено колотившиеся сердца.
— Нельзя стоять. — Они снова пошли. Джим, крепко сжимая руку Уилла, вел его за собой. — Ты видел глаза мистера Кугера, когда он поднял нас и хотел треснуть головами друг о дружку? Ты видел мальчишку, который спрыгнул с карусели? Когда мы прятались на дереве, он посмотрел вверх почти прямо на меня! Я точно в печку заглянул — такой жар! Я эти глаза никогда не забуду! И сейчас они там, в окне. Поворачивай обратно. Давай пойдем назад, как ни в чем не бывало… Надо предупредить мисс Фоли о том, кто прячется в ее доме, правда?
— Джим, только смотри, не напугай мисс Фоли или того, другого!
Джим не ответил. Идя рука об руку с Уиллом, он быстро взглянул на друга и подмигнул сияющими зелеными глазами.
И Уилл вдруг испытал к Джиму чувство, которое всегда появлялось у него, когда он вспоминал об одной собаке, которая была у них очень давно. Иногда эта собака, месяцами смирная и послушная, вдруг убегала неизвестно куда, несколько дней пропадала и, наконец, с трудом прихрамывала обратно, тощая, вся в репьях, воняющая болотом и отбросами; казалось, она обошла все помойки и свалки этого мира, а затем почему-то вернулась домой с умильной улыбкой на морде. Папа называл собаку Платоном, философом-пустынником, и говорил, что если бы можно было глядеть на мир ее глазами, мы узнали бы о нем все. Возвратившись, собака снова вела примерную жизнь и следовала всем образцам приличий, а затем исчезала, и все начиналось сызнова. Сейчас, идя рядом с другом, он, казалось, слышал, как Джим скулит и подвывает. Он чувствовал, как ощетинились все волоски на его теле. Он чувствовал, как настораживаются его уши, видел, как он принюхивается к темноте. Джим улавливал никому не известные запахи, слышал тиканье часов, показывавших совсем другое, не наше время. Даже язык его двигался как-то странно — он облизывал то нижнюю, то верхнюю губу, когда они опять остановились перед домом мисс Фоли.
В окне никого не было.
— Сейчас поднимусь и позвоню, — сказал Джим.
— Неужели ты хочешь встретиться с ним лицом к лицу?
— Мы должны проверить, разве нет? Пожать ему лапу, поглядеть в его глаза, и если это он…
— Разве мы не предупредим мисс Фоли до того, как с ним встретимся?
— Глупый, мы ей потом позвоним! Пошли!
Уилл вздохнул и заставил себя подняться по ступенькам; ему хотелось и в то же время не хотелось узнать, были ли у мальчика, жившего в доме, глаза мистера Кугера, вспыхивающие между ресницами, как светляки в темноте.
Джим позвонил у двери.
— Что если выйдет он? — спросил Уилл. — Слушай, я так боюсь, что могу напустить в штаны. А почему ты не боишься, Джим, почему?
Джим оглядел свои совершенно спокойные руки.
— Будь я проклят! — сказал он и тут же удивленно выдохнул. — Ты прав! Я не боюсь!
Дверь широко распахнулась.
Мисс Фоли лучезарно улыбалась им, стоя на пороге.
— Джим! Уилл! Как мило!
— Мисс Фоли! — выпалил Уилл, — с вами все в порядке?
Джим свирепо поглядел на него. Мисс Фоли засмеялась:
— А что со мной должно случиться?
Уилл покраснел:
— Да это все те проклятые карнавальные зеркала…
— Какие глупости, я уже забыла про них. Что же, мальчики, может войдете?
Она широко распахнула дверь.
Уилл собрался было шагнуть вперед, но остановился.
За спиной мисс Фоли виднелся занавес из темно-синих, нанизанных на шнуры бусин, он был как грозовой ливень, хлеставший у входа в скромную гостиную.
Там, где ливень касался пола, виднелись носки пары пыльных маленьких ботинок. Там, за стеной ливня, стоял в нерешительности злой мальчик.
