— Именно, — сказал отец. — Теперь получилось, что количество очков одинаковое, значит, Бобу придется встречаться с обеими.
— Не может быть!
— Да, да.
По саду прокатилось, как гром, рычанье попавшего в капкан медведя.
— А это Боб Джонс.
— Пойди посмотри, какое у него лицо, — сказала мать.
— Милая Пери Ларсен, я думаю, она…
Дверь, ведущая из сада, распахнулась, Мэг и Мари влетели в дом, размахивая карточками:
— Папа, посчитай, вычисли сам, папа. Помоги, пожалуйста!
— Ну хорошо, хорошо. — Отец оглянулся на дверь, ведущую в сад, где Пери и Боб остались наедине. Он прикрыл глаза, прочистил горло, словно собираясь что-то сказать, потом взял в руки карандаш.
— Пока я тут подсчитываю, почему бы вам не вернуться в сад и…
— Мы здесь подождем.
— Вам бы лучше…
— Считай же, мы подождем.
— Однако…
— О господи, папа!
— Ну ладно, начнем. Два очка за футбол, два за коктейль, дайте-ка подумать…
Он считал какое-то время, а дочери стояли рядом, дрожа от нетерпения. В саду царила зловещая тишина. Отец поднимал глаза, говорил «м-м-м», ошибался в расчетах. Наконец дверь черного хода распахнулась, и Пери Ларсен, улыбаясь, пересекла дом.
— Как дела? — спросила она на ходу. — Идут?
— Медленно, — ответил отец. — А может быть, и быстро. Это как смотреть.
— Я вспомнила: есть работа по дому. Надо бежать! — В мгновение ока Пери была на парадном крыльце.
— Пери, вернись! — вскричали девушки, но она была уже далеко.
За дверью черного хода было тихо. К концу подсчетов эта дверь отворилась, и великан Боб Джонс ввалился в дом, как-то глупо мигая.
— М-да, неплохо было… навестить вас, — сказал он с таким видом, словно ему дали по голове, и при этом хихикнул.
— Боб, вы уходите?!
— Только что вспомнил! Сегодня вечером тренировка по бейсболу. Ну прямо вон из головы! Спасибо за персики, мистер Файфилд.
— Скажите спасибо моей жене, это она их вырастила.
Боб Джонс — он все еще выглядел так, словно его оглушили чурбаном, — бродил по комнате, прощаясь со всеми, натыкаясь на предметы и бормоча извинения, пока наконец не оказался за парадной дверью. Было слышно, как он свалился со ступенек, а потом со смехом поднялся.
— Папа! — воскликнули сестры.
— Ну и ну, — сказала мать.
Отец снова погрузился в расчеты: он боялся смотреть вверх, на бледные лица своих дочерей. А они наблюдали, как он расставляет последние знаки в своих вычислениях.
— Папа, — спросили девушки, — что у тебя получилось?
— Дети мои, — сказал он, набравшись решимости, — сдается мне, что Мэг набрала полный красивый нуль, а у Мари символ примерно той же формы и содержания. Другими словами, девочки, ни одна из вас не получит этого мужественного юношу. Вы забыли о двух простых вещах.
— Каких?
Отец молча прошел в спальню и вернулся с сумочкой матери, из которой извлек флакончик духов и тюбик красной губной помады.
— Вот об этом вы забыли, — сказал он. — И еще: видели вы, какое было у Боба лицо, когда он выбирался из дома?
Сестры молча кивнули.
— Это выражение вам следует запомнить: оно обозначает, что вам давным-давно следовало замолчать. Не думаю, что вы увидите мистера Джонса еще раз.
Девушки тихо застонали.
— А теперь, — сказал отец, взглянув на часы, — ровно через пятнадцать минут в «крематории» позади нашего дома состоится небольшая церемония, на которую вас просят явиться, захватив учебники психологии, а также результаты тестов, экзаменов, конкурсов. Совершать обряд сожжения буду я. Потом мы все направимся в ближайший кинотеатр, посмотрим удлиненную программу и выйдем оттуда обновленными. Мы осознаем, что жизнь продолжается, что Боб Джонс не так уж высок, темноволос и красив, как нам когда-то казалось.
— Есть, — сказала Мэг.
— Есть, — сказала Мари.
Написав поперек карточек для подсчета очков: «Пери Ларсен— 1, семейная команда — 0», отец добавил:
— А теперь одеваться! Одна нога здесь, другая там.
Девушки медленно поднимались по лестнице и лишь на самом верху побежали. Отец сел в кресло, раскурил свою трубку и сделал несколько затяжек с видом философа.
— Научатся, — сказал он наконец.
Мать кивнула, не произнося ни слова.
— Тебе придется дать им несколько уроков, — продолжал он.
