Датч достал мобильник, его нижняя челюсть воинственно выдвинулась вперед.
Будь проклят Харли Таггерт! Будь проклят Кейн Моран! И будь проклята правда, какой бы она ни была!
– Это нечестно! Почему это мы должны переезжать? Мы же ничего плохого не сделали! Это же не мы – извращенцы!
Воинственно выдвинув вперед подбородок, совсем как дедушка, Шон сверлил мать возмущенным взглядом сквозь падающий на лоб спутанный чуб. Бунтарство исходило от него волнами, оно светилось даже в россыпи веснушек на носу, заметных несмотря на летний загар. Руки мальчика сами собой сжимались в кулаки от бессильной досады. В эту минуту он показался Клер до боли похожим на ее отца. Ей хотелось обнять его и никогда, никогда не отпускать.
– Поверь, дорогой, так будет лучше. Она вывернула содержимое верхнего ящика комода на кровать и принялась укладывать носки и белье в пустую кар – тонную коробку. На сердце у нее было тяжело, она сама не верила своим словам. Боль в конце концов уйдет – так бывало всегда, – но это произойдет не скоро. Очень не скоро.
– Пусть папа сам уезжает!
Шон с размаху опустился на багажный сундук и хмуро уставился в окно на искривленную старую яблоню. Клер проследила за его взглядом и тяжело вздохнула.
К одному из толстых сучьев яблони была привязана автопокрышка, когда-то служившая качелями, – грустное напоминание о детстве ее детей, об их невинности, недавно столь жестоко разрушенной. Покрышка тихо покачивалась на ветру, веревка почернела и измочалилась. Дети уже давно не пользовались качелями; колеи, когда-то прочерченные на земле их кроссовками, успели зарасти травой. Все это было сто лет назад – в то время, когда Клер сумела внушить себе, что в ее маленькой семье все в порядке, что грехи прошлого больше никогда не напомнят о себе, что она обретет покой в этом тихом и сонном провинциальном городке в Колорадо. Как же глубоко она заблуждалась!
Клер со стуком задвинула пустой ящик и с удвоенным ожесточением принялась опустошать второй. Чем скорее она уберется из этой комнаты, из этого дома, из этого проклятого городка, тем лучше!
Шон встал, переминаясь с ноги на ногу, и сунул руки в карманы старых, обрезанных по колено джинсов, готовых вот-вот соскользнуть с его узких бедер.
– Ненавижу Орегон.
– Это большой штат, разве можно ненавидеть столько земли сразу?
– Я там не останусь!
– Ну почему же, дорогой? Там живет дедушка. Мальчик презрительно отмахнулся.
– Я могла бы найти там работу.
– Почасовую работу учительницей? Подумаешь, большое дело!
– Да, большое. Мы не можем оставаться здесь, Шон, ты же сам понимаешь. Со временем ты привыкнешь.
Клер взглянула на пыльное зеркало, где отражалась фигура ее сына. Он был высок, мускулист, над губой и на подбородке уже начали пробиваться первые волоски. Еще недавно по-детски мягкие губы стали суровыми, в углах рта залегли упрямые складки, очертания подбородка обрели решительность. Мальчик на глазах превращался в мужчину.
– Все мои друзья живут здесь. А Саманта? Ты о ней подумала? Она же вообще не понимает, что происходит!
«Я тоже не понимаю, сынок, – сказала про себя Клер. – Так же, как и ты».
– Когда-нибудь я ей все объясню. Шон недоверчиво фыркнул:
– Что ты ей объяснишь, мама? Что ее папочка-извращенец трахал девчонку всего на пару лет старше ее самой? – Голос Шона сорвался. – Что он спал с моей девушкой? – Он ткнул себя пальцем в грудь. – С моей подружкой, черт бы ее побрал!
– Прекрати! – Клер швырнула в ящик ночные рубашки. – Совершенно незачем чертыхаться.
– Незачем? Черта с два! У меня целая куча причин чертыхаться! Признайся, ты ведь потому в конце концов и развелась с папулей, хотя вы давно уже вместе не живете? Ты знала! – Его лицо побагровело, глаза наполнились слезами, хотя он мужественно старался их удержать. – Ты знала и ничего мне не сказала! А теперь точно так же собираешься лгать Саманте?
Ярость и унижение охватили Клер. Она подошла к двери и плотно закрыла ее. Язычок замка тихо щелкнул.
– Саманте всего двенадцать; ей не нужно знать, что ее отец...
– Почему нет? – Шон вскинул подбородок. – Тебе не приходило в голову, что она уже в курсе всех наших грязных маленьких секретов? Что ей могли нашептать ее подружки? – Он горько усмехнулся и покачал головой. – Ах да, у нее же их нет, верно? Ей повезло. Они ей не расскажут, что ее старик – полоумный извращенец.
