Вокруг лежащей на ворохе смятых простыней Аргии, охая и причитая, суетились две женщины.
— Это мать, а та, что совсем старуха, — местная знахарка. Правда, она зараз нас, всех вместе взятых, переживет. — Каяс издали смотрел на страждущую под разъясняющий шепот Делки.
— Так, бабы, — гаркнул старшина, отодвигая женщин, — дайте мастаку девке помочь да себя показать.
Селянки недовольно отошли в сторону, причем у Дакки ревниво задергалась нижняя губа.
— Лекарь, что ли? — надменно прошамкала знахарка. — Молодой шибко. Неуч, верно.
— Цыц, баба! Думай, на кого и что говоришь! — в голос рявкнул Делка.
— Оставьте это… — Скорпо сел на край постели.
В установившейся тишине он простер правую руку над белым лицом девушки. Немного подержав, начал осторожно водить ладонью над телом, ожидая, что та вот-вот увязнет в тяжелой колючей грязи, покрывшей невинную душу.
Ничего… кроме еле слышного щекочущего покалывания… Только раз или два ладонь обдало холодным ветерком. Да и тот, наткнувшись на ищущую ладонь мастера, спешно ретировался, как кошка при виде голодной псовой своры. Мутные, еле различимые картинки одна за другой пронеслись перед внутренним взором волшебника.
— Ну, че скажешь? — не выдержал Делка, когда Каяс, отняв руку, встряхнул ею, словно освобождаясь от воды.
— По поводу порчи? — Колдун, встав, подошел к столу и, раскрыв принесенный с собой сундучок, начал рыться в нем. — Пересуды бабьи есть, а порчи нету…
— Как это «нет»?!! — выкатилась вперед знахарка. — Люди, Я говорю есть, а этот самоучка-выскочка брешет, что…
— Это что? — не обращая внимания на разъяренную бабку, кивнул колдун на большую деревянную кружку, от которой шел ароматный дымок.
— Отвар… — тихо ответила мать Аргии, — из ряпицы.
— Из петрушки? — Скорпо только головой покачал. — Вы что, с ума сошли? Она же вся кровью истечет!
— Правильно! — уперла руки в бока Дакки. — Чтоб дурная кровь вышла, а вместе с ней и та зараза, которой Мийяра девку попотчевала.
— Пошла вон… — Колдун, выплеснув отвар прямо на дощатый пол, продолжил рыться в своем сундучке.
— Чаво? — открыла рот старуха.
— Пошла в схад, карга! — не выдержал старшина. — Тебе же по-человечьи сказали: не умеешь ничего, так под ногами не мешайся, пока девку совсем не уморила.
Дакки, обиженно поджав губы, выкатилась из дома. Сразу же за дверью раздалась такая ругань, что даже видавший виды Каяс поморщился.
— Да ну ее к Отродью!.. — обреченно махнул рукой селянин. — Ей сто лет на заре, а все угомониться не может, язык — что тряпка на ветру, видно, что без костей. В свое время нахваталась всего понемногу, вот и кажет из себя врачевалку. Ты лучше скажи: что, правда порчи нет? За пересуды говорить не буду, наши бабы и святого при жизни на погост сгонят, а вот…
Маг, выудив на стол мешочки и коробочки, неторопливо смешивал их содержимое в деревянной плошке.
— Скорей всего, девочка испугалась, — не отрываясь от изготовления снадобья, сказал он, — от пережитого потрясения организм девушки не выдержал, и она потеряла ребенка.
— Какого еще ребенка?! — вытаращился старшина. — Лекарь, ты чего плетешь?
— Точно… — Мать Аргии села на кровать, повесив руки. — Так оно и есть. А я уж думала, что обмишурилась… а она и вправду забрюхатела. Убью, тварь!!! — замахнулась она на лежащую без памяти дочь.
— Так что, может, и не лечить? — перехватил занесенную руку Каяс. — Все равно потом прибьете.
Женщина долго переводила взгляд с Аргии на мага.
— Ладно… делайте, что надо… Потом разберусь.
— И то дело, — согласно кивнул Делка. — Пойду покуда народ успокою, а то как бы вгорячах беды не натворили. Хотя… Мийяру все же сжечь было бы надобно, а то как же это: ведьма, а значит…
Староста, бормоча по привычке, пошел к двери. На пороге он обернулся:
— Я вернусь еще. Ты девку, главное, подними. Лады?
Через час кровотечение остановилось, а ближе к вечеру Аргия наконец открыла глаза.
— Привет… — улыбнулся сидевший рядом Каяс, — как ты?
Девушка ничего не ответила, внимательно прислушиваясь к себе.
— Успокойся — все уже позади. Будет еще немного больно… даже, скорей, неприятно, но жить будешь. И даже рожать.
