— Гениально, ваше величество! — привычно выдохнул первый министр. На самом деле ему было страшно. — А маги? Вы не опасаетесь, что кто — нибудь из них…
— А разве я сказал, что мы отпустим их живыми? — оборвал король.
— Вы сказали, что они получат награду, — ответил первый министр.
— Но не уточнил какую. На самом деле наградой им будет смерть, и это вполне справедливо. Можно ли оставлять жизнь запятнавшим себя столь чудовищными преступлениями?
— Потрясающе, — вздохнул первый министр.
Ему казалось, что он сошел с ума. Или это король спятил? Как может человек, творящий изумительные картины, вдохновенный, нежный, чуткий, преспокойно громоздить трупы на трупы, наваливать горы мертвых тел и своих, и чужих без разбору — и при этом оставаться совершенно спокойным?! Словно они все еще обсуждают композицию или колорит его очередной картины. Да нет, когда они обсуждают живопись, король куда сильней нервничает.
— Ты и в самом деле так считаешь? — пристально посмотрел на него король.
И первый министр похолодел от ужаса. Что, если король догадался?! Прочел мысли по выражению лица?!
«Что, если…»
Первому министру вовсе не улыбалось стать первым трупом в королевских планах. Ему вообще не хотелось становиться трупом. Когда из простых солдат внезапно превращаешься в королевского друга, барона и первого министра… как — то грустно сразу после этого становиться трупом. Да еще и просто так, по собственной глупости. Можно подумать, если он осудит королевский план, это что — то поменяет! Разве что для него лично…
— Ну разумеется, когда это я вам лгал? — солгал первый министр. — Один ваш враг помогает вам избавиться от другого, а вы, в благодарность за услугу, разрушаете то, что составляет мощь его государства, сваливаете вину на первого врага и предлагаете помощь второму. Красиво и коварно. Вполне ваш стиль.
Первый министр почти убедил себя, пока лгал. Почти уверился, что ему и в самом деле нравится безумный королевский план. Почти… почти… почти…
— Ну а теперь пойдем, посмотришь мою работу, — сменил тему король.
И первый министр облегченно вздохнул. В конце концов, он не наемник и не маг. Он всего этого ужаса не увидит.
— Невероятно, ваше величество! — искренне сказал он, радуясь, что можно больше не лгать. Это ведь такое утомительное занятие, даже и для придворного. Тем более — для него. Он — то начинал рядовым и все еще помнит, что это такое. Лгать, конечно, и тогда приходилось изрядно, но от его лжи не зависели судьбы государств. Людские жизни от его лжи не зависели. А теперь… эх, да что там! И теперь от него ничего не зависит. Ничегошеньки. Как его величество скажет, так и будет. Он — король. Ничего с этим не поделаешь.
— Невероятно, ваше величество! — повторил он, усилием воли обрывая неприятные мысли и возвращаясь к полотну. — Просто невероятно!
Как такой мастер может быть таким злодеем?
«Нет, он не злодей, он просто не понимает… Ему объяснить бы…»
«Объяснить?! Объяснил один такой… Его величество все понял, все прочувствовал… и голову повелел похоронить отдельно от тела. Вот и с тобой то же самое будет! А король все равно поступит, как сам решит. Он просто не понимает, что другие тоже люди, что они живые, что им больно… Они подданные, этим все сказано. Они все равно что краски, кисти или холст, а уж какую картину возжелает написать его величество Эттон… какую возжелает, такую и напишет. Так что говори ему, не говори…»
— Изумительно, ваше величество! Даже и упрекнуть не за что…
Картина и в самом деле была превосходна.
— А тень? — буркнул король.
— Оставьте как есть! — взмолился первый министр. — Далась вам эта тень! Рядом с такой красотой дышать страшно, а уж чтоб притронуться…
Король усмехнулся, думая, что ему — то вовсе не страшно, а потом как — то сразу, без перехода, вспомнил свой главный страх. Та самая проклятая богами битва…
Захваченная батарея, уничтоженный правый фланг, бестолково мечущиеся командиры и советники, безуспешные старания что — то сделать, судорожная попытка отбить батарею, на которую пришлось потратить сберегаемый на крайний случай резерв… и вражеская атака на правом фланге, завершившая разгром.
