— Дорогая Нора, дата не имеет абсолютно никакого значения.
— То же самое говорил и Стирлинг. — Вы обсуждали это с ним?
— Я обсуждала это с ним.
— И яростно на меня нападала.
— Да. Но он защищал вас. Линкс улыбнулся. Затем сказал:
— Нора, жизнь — жестокая штука. Ты слишком сентиментальна, слишком чувствительна. Когда-нибудь это принесет тебе боль…
— Разве вы сентиментальны? Чувствительны? Нет. Но вам ведь тоже причинили боль… Боль, которую вы никогда не забудете.
Приподняв бровь, он взглянул на меня. Затем вытянул руки так, что задрались манжеты рубашки, и я увидела шрамы на его запястьях.
— Наручники, — сказал он. — Цепи и кандалы. Следы так и остались.
— Но теперь-то вы не в кандалах. Вы — господин. Вы правите судьбами всех, кто живет с вами.
— Но шрамы остались.
— На сердце они бывают не менее глубокими, чем на руках.
Линкс помолчал немного. Глаза его сузились, и он продолжал:
— Ты права, Нора. То, что случилось со мной, не забудется никогда.
Глаза его вспыхнули, и я поняла, о чем он думает.
— Вы все еще помышляете о мести? Не слишком ли долго?
— За такие пытки? Если бы не один человек, мне не пришлось бы испытать эти годы унижений и позора.
— Но сейчас вы здесь. У вас есть все, о чем может мечтать человек. Вы — король в своих владениях. Вы внушаете страх и трепет многим — разве не этого вы добиваетесь?
Он посмотрел на меня и чуть заметно улыбнулся.
— Ты храбрая девочка, Нора. Тебя совершенно не волнует, что можешь обидеть меня.
— Я знаю, что такие, как вы, не терпят критики. Так надо же хоть кому-то высказать ее.
— И этим человеком решила стать ты?
— Просто я хочу показать, что не боюсь вас.
— А если я попрошу тебя покинуть мой дом?
— Уложу свои вещи и уеду.
— Куда?
— Не все ли равно? Это лучше, чем оставаться там, где ты никому не нужна.
Он не спускал с меня своих синих глаз.
— И ты считаешь, что никому не нужна здесь?
— Я в этом не уверена.
— Ну-ка скажи мне правду.
— Вы дали слово, моему отцу, а поскольку вы человек, который держит слово, если…
— Так, так, продолжай.
— Если это не причиняет вам каких-то неудобств.
— Поверь мне, Нора, твое присутствие в доме не приносит ни малейших неудобств. Иначе ты бы для меня просто не существовала. Ты была откровенна со мной, и я буду столь же откровенен: ничего не имею против увеличения моей семьи. Я хотел сыновей, однако, и дочери тоже хороши, иногда даже полезны.
— Так, значит, от меня есть польза?
— Не могу сказать, что я недоволен своей большой семьей. Ладно, давай играть. Не забывай, что тебе еще нужно отыграть шахматы.
Мы начали. Я чувствовала, что его интерес ко мне растет, и ликовала в душе.
Стирлинг был прав. Нельзя было жить с ним под одной крышей и оставаться к нему равнодушной.
Стояла жара. По утрам я помогала на кухне или работала в саду, а днем старалась найти местечко попрохладнее: лежала под акацией и читала, хотя настоящей напастью были мухи. Еще лучше было сидеть с делаидой в ее комнате, шить или читать вслух Ей нравились Джейн Остин и сестры Бронте. Она так же, как и ее отец, проявляла страстный интерес ко всему английскому. Она сидела очень тихо, сложив руки на коленях, но мне казалось, что ей хочется побыть со мной наедине и поговорить о том, что случилось когда-то в местечке Розелла Крик.
Так проходило то лето. Но скоро должны были наступить холода, и Аделаида предложила съездить в Мельбурн, чтобы купить кое-какие вещи. Их, конечно, могли доставить на дом, но Аделаиде очень нравилось самой выбирать все, что нужно. Теперь, когда я освоилась в здешних местах и стала неплохой наездницей, мы могли бы отправиться верхом и даже разбить лагерь в пути.
По вечерам я нередко играла с Линксом в шахматы. Ему неизменно доставляло садистское удовольствие наблюдать, как ужасно мне хотелось его обыграть. У меня уже стало какой-то навязчивой идеей постоянно доказывать Линксу, что я его не боюсь, хотя мои чрезмерные усилия скорее доказывали совершенно обратное.
Тем не менее, те вечера в библиотеке, под лампой из розового кварца, отбрасывающей мягкий свет на шахматные фигуры, уже стали частью моей жизни. Мне нравилось сидеть напротив Линкса, наблюдать за этими длинными артистичными пальцами. Я начинала безумно волноваться, когда замечала, что еще несколько ходов — и я объявлю ему шах. Но у него всегда был наготове какой-нибудь сокрушительный ответный ход, который вынуждал меня переходить от атаки к обороне. Я поднимала голову и встречалась с его завораживающим взглядом. Глаза Линкса, полные веселья, блестели от удовольствия.
