Надя спрыгнула с перил, взяла его под руку и повлекла дальше вдоль моря. Сердце Германа стало биться чуть-чуть спокойнее, когда рядом с ней не зияла пропасть. Справа через дорогу шли рестораны с красочными рекламными фотографиями бифштексов, жареной рыбы, паэлий и прочих блюд. Над ними высились ярусы жилых террас, тонущие в цветах, как на картинах Уайта обители фей. Надя кивком головы указала наверх:
— Дон Барка пообещал мне одну из этих квартир, если я только сюда перееду.
Солнце уже шло ко сну, и массы цветов отпускали дневную яркую красоту, обретая спокойные нежные цвета сумерек.
— Хорошее место, — ответил Герман.
— Увы. Но здесь скучно зимой. Город пустой, нет туристов, все лавки закрыты. Со свинцового моря дует холодный ветер. Волны убийственные, грохочут… Берег обледенел.
Герман ярко увидел то, что она описала, хотя и припоминал, что в Тоссе де Мар не бывает льда и снега. Слова ведьмы подчас строили внутренние картины, которые можно было бы перепутать с вистами мультсенсорной маски, если бы не их недолговечность.
— Кроме того, у моря есть хозяин, — сказал Герман. — С ним рядом лучше не жить. Того гляди, бросит вторую Волну, что-нибудь снова ему не понравится в людях.
— Хозяин моря…
Она отозвалась эхом, и эхо повисло в воздухе, в звуке и растворилось дымкой тоски. Надя остановилась, повернулась к водам и полулегла на перила. Её кораллы коснулись камня.
— Говорят, башня блуждает, — сказала она. — Иногда она близко к берегу, можно увидеть со скал.
Герман молчал.
— Башню видели перед Волной.
Герман автоматически прикинул, сколько времени понадобится, чтобы дотащить Надю до вертолётной площадки отеля, если вдруг башня действительно выступит из воды. Кажется, успеваем.
— Ты знаешь, как это было? Читал?
— Давно, не помню, — соврал он. — Давай, расскажи.
Он читал, разумеется, целый сборник свидетельств, но ведьма должна была говорить, особенно что касается катастроф. Если Волна собиралась вернуться, видящая могла предупредить об этом.
— Я читала письмо Тома Шервуда Королеве. Он был английский моряк, adventurer — предприниматель и лихой парень. Когда всё это случилось, его корабль стоял в Барселоне. В те времена, перед разгромом Римской церкви, у католиков была привычка хватать инаковерных и каким-нибудь жутким способом убивать. Такое регулярно где-нибудь случалось, но так, чтобы окружающие не забили тревогу и не пошли войной, то есть достаточно редко. Оно как бы выдерживало паузы, чтобы не вызвать особенных подозрений. Времена были старые, информация передвигалась плохо, и это работало до поры. В те дни в каком-то испанском городе стало известно, что местный школьный учитель — деист, то есть неправильно верит в Бога. Его арестовала инквизиция, туда-сюда, приговорили к смерти и казнили. Со всеми прибамбасами: одели в шутовской наряд, провели по улицам, поиздевались всласть и убили. Устроили целый праздничный ритуал. У них там всё было расписано, все детали, очень бюрократично. Узнав об этом, Шервуд тут же вышел в море — он был протестантом, не стоило искушать судьбу. Отошёл от берега и решил идти в Португалию, откуда инквизицию тогда уже прогнали и можно было иметь дело с людьми. Стемнело, и Шервуд отметил только, что корабль сильно сносит с курса и вообще штормит. А на рассвете они увидели шельф. Море отхлынуло от берегов и собралось в прыжок. — Надя приподняла ладонь и собрала в кулак. — Корабль Шервуда оказался на гребне Волны. Представь себе: море — это дракон, а ты — муравей на его спине. И дракон атакует…
Она воздела руку, медленно, плавно, и Герман представил себе, как свинцовое — чёрное в ярости — море встаёт на дыбы.
— Волна разрушила побережье и прокатилась вглубь суши на много миль. После этого, как очухались, инквизицию разогнали. Учитель-деист стал последней официально обставленной жертвой демону в этой стране.
Девушка прикусила губу, глаза у неё блестели. Герман почувствовал, как к горлу подступает злобный смех — его обычная реакция на лик чудовищ.
— А как же жители приморских деревень? Целое побережье рыбаков…
— Ну, как. Нельзя убивать невинных людей, приносить в жертву бесам. Кто-нибудь может и возразить. Волна была возражением моря, выдержанным в крайней форме.