— Это уж точно, оттуда не напишу, — с невольной улыбкой подтвердил я. — Лакхнау для меня всего лишь прошлое.
— Что? — Харбанс был так поражен, что едва не выронил свои пакеты. — Ты бросил работу в Лакхнау?
— Ты угадал.
— И давно?
— Ровно десять дней назад. С прошлого вторника я корреспондент делийской «Нью геральд».
— Ты серьезно?
— А отчего бы и нет?
— Вот Нилима будет рада! — Перехватив все пакеты в одну руку, другой он крепко взял меня под локоть. — Идем, идем! Теперь тебе и вовсе не отвертеться. Сам посуди: что скажет Нилима, если узнает, что ты живешь в Дели, а к нам ни разу не зашел и даже теперь увильнул, когда мы встретились. Пошли!
— Да погоди же, я и вправду не могу, — упирался я, высвобождая локоть из его руки. — Во-первых, я только что с автобуса и хотел бы прежде всего выпить чашечку кофе. А во-вторых, в кафе у меня встреча с одним человеком…
— Это такая важная персона, что тебе непременно нужно с ней увидеться?
— Нет… просто так, один знакомый, — пробормотал я. — Ты не знаешь его… — И рассердился на себя за то, что в нужный момент не смог назвать ни одного подходящего имени. Отчего так бывает: только надумаешь соврать, как сразу язык будто к гортани прилипнет? И удовольствия от вранья никакого, и все сразу догадываются, что ты врешь.
— Ну что ж, я тоже пойду с тобой, — насмешливо сказал Харбанс. — Выпьешь свою чашечку кофе и постараешься поскорей отделаться от этого «одного человека». Имей в виду — без тебя я все равно не уеду.
Я уже в достаточной степени продемонстрировал перед Харбансом свою полную независимость от его воли, и мне самому теперь хотелось без лишних проволочек отправиться с ним, тем более что ни с кем и ни о какой встрече я, конечно же, не договаривался. Но отступать было поздно.
— Хорошо, идем, — согласился я. — Там будет видно. Мы условились на шесть часов. Если он не придет, я еду с тобой. По крайней мере совесть моя будет чиста.
И вот опять, как девять лет назад, мы с Харбансом шагали рядом по Джанпатху, и мне все время казалось, что мы оба каким-то волшебством вернулись в прежние времена, когда вот так же, касаясь плечами друг друга, не раз ходили по этой же улице, направляясь в то же самое кафе. Впрочем, наше знакомство не было тогда ни продолжительным, ни близким. Более того: когда я встретился с Харбансом впервые, мне и в голову не приходило, что когда-нибудь снова увижу его.
…Тогда я жил в Бомбее, снимая койку в общем номере на втором этаже третьеразрядной гостиницы, что возле «Черного коня»[6]. Я мыкался в этом городе уже два года и, признаться, был сыт им по горло. Если в таком бедламе, как Бомбей, вам не удалось сразу заполучить комнату хотя бы с минимальными удобствами, то самое лучшее поскорей смотать оттуда удочки. За два года я испытал все — от одуряющего чтения газетной корректуры до ночевок на голом асфальте — и уже собирался перебраться в какой-нибудь другой город. Однажды вечером, когда я уныло маялся над поданным мне хозяйкой холодным ужином по-английски, на мою голову свалились сразу два гостя — мой приятель Прем Лутхра и с ним какой-то незнакомец.
— Харбанс Кхуллар, — представил его Прем, — это старый мой друг, когда-то мы вместе сдавали экзамены на степень магистра. Я прочел ему пяток твоих стихотворений. Ну а потом мы вышли погулять, и я говорю: «Давай зайдем, познакомлю тебя с автором».
Я никак не мог сладить с проклятыми ломтиками холодного мяса по-английски, а потому, сложив нож и вилку на блюдо, отставил его в сторону. Когда явился слуга, чтобы унести посуду, я из любезности сказал гостям, что если их устраивает холодное мясо, можно заказать и для них.
— Нет, спасибо, мы поужинали в другом месте, даже очень неплохо, — ехидно ответил Прем, — а вот ты, я вижу, остался голодным. Пойдем-ка лучше в ресторан — на тощий желудок о поэзии не потолкуешь. Учти, Харбанс вовсе не в восторге от твоих стихов, так что тебе будет полезно как следует подкрепиться.
И он расхохотался прямо мне в лицо. Меня всегда раздражал его смех, в нем будто таилась месть за какие-то старые обиды.
Мы встали, спустились по лестнице, зашли в вегетарианскую столовую и просидели там за разговорами часа полтора. Я узнал, что Харбанс преподает историю в одном из делийских колледжей. Но послушать его, так выходило, что настоящим его призванием была вовсе не история, а как раз все то, что не имело к ней ни малейшего касательства. С завидной уверенностью судил он о множестве вещей — от литературы до политики и от хореографии до деятельности иностранных миссионеров в Индии. Чехов, Достоевский, Леонардо да Винчи, Пикассо, Удайшанкар
