— Вы в обморок упали, — говорю я ей.
Ее длинные худые пальцы тянутся к распущенному корсажу.
— Там вдруг стало так жарко…
Едва очнувшись, она перво-наперво принимается врать, и это раздражает меня. Я близко наклоняюсь к ней, буквально нос к носу, и подпускаю в голос легкости и очарования, словно мы обсуждаем последние веяния моды:
— Вы потеряли сознание не из-за жары, а при виде расправы над невинными. Разве не помните?
Ее веки вновь опускаются, а с лица пропадает вернувшаяся было краска. Ну и хорошо, стало быть, она помнит.
— Их просто покарали за нарушение верности…
— Нарушение? Верности? А что тогда про вас можно сказать? Кроме того, вы же знали этих людей! — Я уже не говорю, а шиплю. — Это были слуги, годами вам угождавшие!
Она вскидывает ресницы:
— И что, по-твоему, я должна была сделать? Разве я сумела бы остановить его?
— Но вы даже не попытались!
Наши сердитые взгляды скрещиваются, как клинки.
— И ты тоже не попыталась.
Это словно удар под дых. Я вскакиваю на ноги, боясь, как бы не залепить ей пощечину. Отхожу туда, где стоит деревянный сундук, и начинаю перебирать ее горшочки с пудрой, баночки с помадой и всякие хрустальные пузырьки.
— Да, — говорю я. — Но я не фаворитка, к голосу которой он мог бы прислушаться. Сколько себя помню, эта роль всегда принадлежала лишь вам!
Наконец-то мне под руки попадается льняная салфетка. Смочив ее водой из умывальника, я возвращаюсь и буквально пришлепываю мокрую тряпицу на лоб мадам.
Она дергается, потом вновь сердито взглядывает на меня:
— Твои нежные заботы, чего доброго, из меня дух вышибут…
Я усаживаюсь рядом и начинаю перебирать складки юбок, боясь, как бы она не сообразила, что нечаянно угадала сущую правду. Воздух в комнате густо напоен тайнами, но не только нашими общими — в большей степени теми, которые мы тщательно скрываем друг от друга. Смертных меток нет пока ни на ней, ни на Рье. Это беспокоит меня почти так же сильно, как и то, что метки почему-то нет и на самом д'Альбрэ.
Когда я вновь подаю голос, у меня хватает выдержки говорить спокойно:
— А о герцогине что скажете? Вы ведь заботились о ней с тех пор, когда она была младенцем в пеленках. Как же допустили, чтобы д'Альбрэ ей такую западню подстроил?
Она закрывает глаза, словно не желая видеть правды, и дергает головой, как бы отмахиваясь от моих слов:
— Он лишь пытался добиться того, что было ему когда-то обещано.
Такое упорное отрицание очевидного срабатывает точно искра, упавшая на горючий трут, и я опять вспыхиваю:
— Он же собирался похитить ее, обесчестить, объявить брак свершившимся — и затем произвести церемонию!
Говорю и при этом далеко не впервые гадаю: был ли он так же груб с мадам Динан, как с другими женщинами? Или все же существовала между ними некая нежность?
Моя собеседница вскидывает узкий остренький подбородок:
— Она предала его! Лгала ему! Она была обещана ему его отцом! Он лишь предпринимал то, что предпринял бы на его месте всякий мужчина, столкнувшийся с подобным нарушением клятв!
— А я-то гадаю, — ответила я, — что вы себе внушаете, чтобы спать по ночам…
И, боясь ляпнуть еще что-нибудь и окончательно нарушить наше хрупкое перемирие, я поднимаюсь на ноги и направляюсь к двери.
— Это правда! — кричит мадам мне вслед.
Утонченная и изящная дама сейчас вопит, точно торговка рыбой. Кажется, я как следует допекла ее. Это следует признать достижением, вот только легче на душе почему-то особо не становится…
Не очень-то приятное занятие — изучать д'Альбрэ, разыскивая на нем метку. Исмэй утверждает, что наш Бог учит нас смирению, являя метки на тех частях тела, где их не так-то просто обнаружить. Лично я полагаю, что все дело в Его весьма своеобразном чувстве юмора. Если когда-нибудь встречусь с Ним, всенепременно пожалуюсь!
Еще я думаю, что после сегодняшнего вопиющего вероломства д'Альбрэ уж точно приобретет метку смерти. Я только потому и согласилась вернуться сюда, что аббатиса пообещала: он будет помечен. И право убить его получу именно я.
Сегодня мне в кои-то веки сопутствует удача: ему прислуживает не кто иная, как Тильда, старшая сестрица Одетты. По крайней мере, есть с чего начать! Я отыскиваю ее на кухне, где она наполняет кувшины горячей водой, чтобы сделать ему ванну. Когда объясняю девушке, что мне нужно, она смотрит глазами затравленной лани.
